— Сыпь! — говорят паны. — Чтоб тебе и вдоль и поперек хватило. А нам кто деньги отдаст?
— Пусть вам Петлюра, — говорит Могила, — отдаст… А я Могила!.. Голый! А с голого — как со святого… . . . . . . . . . . . . . . . . .
Стоит курган, петлюрина могила, на венгерской земле. Воробьи на нее прилетают, хвостиками машут и чирикают:
Поганая Петлюра
Панам лизать умела,
Панов она любила,
Да с тем и околела…
1924
Перевод А. Тверского.
Американцы были взволнованы страшно: приехала делегация советских ученых-почвоведов.
Большевистские ученые!
Чем их угощать?
Что они едят?
Как к ним подступиться, как с ними держаться?
Подойдешь к нему, а он еще накинется, цапнет, да голову и откусит…
Суеты было… Страху было. Трепету…
А не пойти, не поглядеть — нельзя: как-никак — делегация. И с другой стороны — интересно: живые ведь большевистские ученые…
Большевистские!
Лютый народ!
Кроме как про "зверства", разговоров и не было и быть не могло.
Пошли. Встречали.
Детей попрятали. Жен попрятали. Впереди — те, кто посильнее. Сзади — те, кто послабее. И — в панцирях…
А вот и советские ученые.
Академик Глинка, профессор Соколовский, профессор Виленский…
— Не выходите вперед, сэр! Одиночку-то сразу схватят! Если кого-нибудь есть начнут, защищайте все! Один за всех и все за одного!. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Разочарование было большое: ни на кого большевистские ученые не накинулись и никого не съели…
До того растерялись американцы, что в газетах пропечатали:
_"Нет в облике академика Глинки ничего большевистского"._
А ведь академик Глинка — глава делегации!
Ну, а если уж глава никого не съел, то о членах и говорить не приходится!
Люди как люди.
Пассаж!
Большевики — народ очень хитрый: все-таки одурачили американцев…
Американцы думали: большевики такие наивные, что запросто покажут свою звериную суть.
Как бы не так!
Американцы и знать не знали, что наша делегация перед поездкой в Америку целый месяц живыми детьми питалась и кровь горячую пила…
Чтобы в Америке не хотелось…
И еле вытерпела…
Говорили нам члены делегации, что хотели они было одного американского журналиста съесть и уже было зубы ощерили, да вот помешало им, что чем-то очень противным от него несло…
— Терпели, — говорят, — пока уж домой вернемся…
А вот приехали — так до сих пор живое мясо едят, никак не наедятся.
Очень уж соскучились…
Мы — хитрые.
1927
Перевод А. Тверского.
Тем, которых с Украины повымели
Не знаю, как мы с вами, читатели наши, назовем тех, которых Красный Октябрь за пределы Украины, ну, "попросил", что ли, — так, наверно, надо сказать, чтобы они не обиделись.
Праздник у нас сейчас, так мы уж повежливее выражаться стараемся.
Да и зачем нам ругаться? Мы лучше к ним обратимся так, как им и полагается:
"Паны и господа".
И скажем им:
"Несмотря на все ваши старания, паны и господа, не пали большевики, а вместе с ними все рабочие и крестьяне, не пали через две недели, как вы и писали и говорили.
Не пали они даже и еще через две недели.
Представьте себе, что и после этих вторых двух недель они тоже не пали.
И вот так за все десять лет революции не пали они ни разу и ничего с ними не случалось каждые две недели.
Прожили они в полном здравии целых десять лет, живут и дальше и опять-таки не кашляют.
Живут, стало быть, большевики, а с ними вместе — рабочие и крестьяне.
Как живут?
Жить под большевиками, если уж вам правду сказать, очень тяжело.
Вы ведь сами знаете, что большевики — звери, а не люди.
Видели вы когда-нибудь живого большевика?
Это ужас.
Зубы у них большие-пребольшие. И острые.
Как сделает вот так: "Ам!" — так аж мороз по коже пробирает.
Живых детей едят.
Ей-богу, правда!
В каждом селе сидит в ячейке такой большевик, каждый месяц председателю сельского Совета декрет пишет:
"Завтра — новолуние. Приказываю доставить мне оттуда-то девочку трех месяцев от роду. Я ее съем, потому что без человеческого мяса жить мне никак нельзя".
Сколько уж тут плача материнского, сколько крика! Да ведь ничего не поделаешь: нужно дать. И дают!
Вы ведь из нас всего только каких-нибудь 300 лет кровь пили, а эти, поди, и за 1000 лет не успокоятся.
Боже наш, господи!..
