И рассказываю именно я, а не кто-то другой, только потому, что я единственная, кто в данный момент не за решеткой.
Почти всю жизнь я старательно избегала разговоров о Ферн, Лоуэлле и себе. Нужно хорошенько потренироваться, чтобы научиться. Считайте все, что я тут написала, тренировкой.
Потому что больше всего нашей семье сейчас нужен отличный рассказчик.
Я не собираюсь доказывать невиновность Лоуэлла. Знаю, что он считал фабрику косаток “Водного мира” бесчеловечным адом. Считал, что с “Водным миром” надо покончить до того, как произойдут новые убийства. Знаю, что не просто считал, но и действовал.
Так что, скорее всего, это не пустые обвинения, хотя “нападение” на “Водный мир” может означать бомбу, а может – граффити или кремовый торт в лицо. Власти явно не всегда готовы видеть разницу.
Что не отменяет того, что Лоуэлл намеревался причинить серьезный ущерб.
Люди говорят на языке денег, давным-давно сказал мне Лоуэлл. Думаешь общаться с людьми, учи этот язык. Просто хочу вам напомнить, что ФОЖ выступает против того, чтобы страдали животные, люди и кто угодно еще.
Я ловлю себя на мысли, что лучше бы Лоуэлла поймали раньше. Лучше бы я сама сдала его тогда, в 1996-м, когда обвинений на его счету было меньше, а демократии в стране больше. Он бы, конечно, отсидел в тюрьме, но зато сейчас был бы дома. В 1996-м даже у обвиняемых в терроризме были конституционные права. Лоуэлл уже три месяца под арестом и до сих пор не видел своего адвоката. Он в плохом состоянии.
Это по слухам. Нас с мамой тоже к нему не пускают. Есть недавние фото в газетах и в Сети. Выглядит законченным террористом. Всклокоченная голова, спутанная борода, запавшие глаза, взгляд Унабомбера. Я прочла, что с момента ареста он не произнес ни слова.
Для всех его молчание – загадка, но для меня яснее ясного. Когда мы виделись последний раз шестнадцать лет назад, он уже был на полпути к этому. Лоуэлл решил, что будет нести ответ как животное. Не человек.
Животные уже представали перед судом. Полагают, первой акцией ФОЖ в Штатах стало освобождение двух дельфинов из Гавайского университета в 1977 году. Двух мужчин обвинили в краже в особо крупных размерах. Изначально линия защиты была построена на том, что дельфины – те же физические лица (люди в костюмах дельфинов, как заявил один из обвиняемых), но судья сразу ее отклонил. Я не вполне понимаю, что суд понимал под лицом. Что-то, исключающее дельфинов, но пригодное для обозначения целых корпораций.
В 2007-м в Вену было передано дело от имени Маттиаса Хиазла Пана, шимпанзе. Дело отправилось в Верховный суд Австрии, который постановил, что он вещь, а не лицо, хотя и выразил сожаление из-за отсутствия какой-либо третьей категории – не лица и не вещи, – к которой его можно причислить.
Животному нужен очень хороший адвокат. В 1508 году Бартоломе Шассене прославился и разбогател после своей блестящей речи в защиту бургундских крыс. Тех обвинили в уничтожении урожая ячменя, а также в неуважении к судебному предписанию явиться на слушания. Бартоломе Шассене доказал, что крысы не смогли прибыть, поскольку суд не обеспечил им по пути должную защиту от деревенских котов.
Я недавно общалась с матерью Тодда и думаю, она согласится представлять Лоуэлла. Она не прочь, но дело сложное и, похоже, затяжное. Потребуется куча денег.
Снова деньги.
В “Утопии” Томаса Мора нет денег, нет частной собственности – все это претит утопийцам, которых следует поберечь от грубых сторон жизни. В войнах за них бьются заполеты, племя, живущее неподалеку. Рабы забивают им скот. Томас Мор боится, что утопийцы утратят свое тонкое душевное расположение и добродетельную чуткость, если сами займутся подобными делами. Нас заверяют, что заполеты рождены для кровопролития и грабежей, но ничего не говорится о влиянии резни скота на рабов. Не бывает Утопии для всех.
Что снова возвращает нас к Лоуэллу. Он десятки лет проработал на агропромышленных фермах, в косметических и фармацевтических лабораториях, тайно собирая сведения. Видел то, чего мы не желаем видеть, делал то, чего никому бы не следовало. Ради этого он пожертвовал семьей, будущим, а теперь и свободой. Он не худший из людей, как посчитал бы Томас Мор. Жизнь Лоуэлла – результат лучшего в нем, лучшего в нас: отзывчивости, сострадания, верности и любви. Это необходимо признать.
