– Ты, придурок… – только и сказал он, отплевываясь, – блин, в такое дерьмо с тобой влипнем.
– Хуже не будет, – философски заметил Михаил, даже не повернувшись.
Пока прошли двести метров, что отделяли один холм от другого, молодые люди совсем околели и уже не чаяли дойти. Однако они поднялись на склон и посмотрели обратно с чувством, похожим на героическую победу. Их бывший дом мерцал им чуть подсвеченными окошками, рядом с которыми наверняка мирно спали дневальные.
– Пошли. Иначе замерзнем.
Они пошли дальше вверх по скорее чувствовавшейся, чем видимой тропинке. Вот и лодка. Скорее катер. Сделанный из жести, он заранее напугал Романа своим предполагаемым весом. Но все оказалось куда как проще. Перевернув лодку на киль, молодые люди, уперевшись в корму, просто столкнули ее к воде, а потом уже и в воду, предварительно притащив из легко открывшегося сарая весла. Сели на весла, и Роман в который раз убедился, что лучше дня, а точнее ночи, Мишка никогда не выбрал бы. Открывшиеся звезды и краешек подсвеченного неба давали достаточно света, чтобы ориентироваться в темноте. Постоянно вглядываясь вперед, молодые люди вскоре оставили вдали и холм, ставший им приютом, и другой, давший им средство спасения.
К четырем часам утра стало совсем светло, но это уже не беспокоило друзей, холм их роты был трижды загражден другими холмами, которые они огибали, стремясь к одному только им ведомому ориентиру. Сложность всего их передвижения состояла в том, что они к двенадцати часам попали словно в лабиринт берегов и холмов. Пытаясь обогнуть новое препятствие, молодые люди оказывались в очередной грязной бухточке, вместо того чтобы увидеть возможность дальнейшего плавания. Матерясь, они гребли дальше и к двум часам так отклонились к западу, что решили остановиться и передохнуть, а заодно определиться, может, далее стоит идти пешком, вброд, преодолевая препятствия, коли таковые возникнут. Причалили к невысокому бережку и, привязав лодку к березе, стали устраиваться на берегу. В куле из одеяла, что захватил с собой Михаил, нашлись и консервы, и трехлитровая банка компота. Хлеба не было, зато были спички, соль и десяток картошин.
– Откуда? – спросил Роман у Михаила.
– Стырил на продскладе. Пусть тебя совесть не мучает. Это то, что нам бы предполагалось на три дня.
– Шесть банок консервов? Да одна банка на завтрак на четверых идет!
– И что теперь? – спросил, вздергивая бровь, Михаил.
– Кто-то голодным останется.
– Да, – кивнул Михаил спокойно.
– И?.. – вопросительно посмотрел Роман на спутника.
– Не-а, мне не стыдно. И тебе не должно быть.
– Почему?
– Стыдно тому, у кого видно. А ни у тебя, ни у меня, извините… да и вообще, они нас больше никогда не увидят.
– Ты брось… При чем тут это?
Уставший от идиотизма друга, Михаил открыл первую банку своим карманным ножиком и невинно поинтересовался:
– Ты будешь?
У Романа, не евшего со вчерашних шести вечера, невольно рот наполнился слюной. А уж когда Михаил нацепил на лезвие огромный кусок сайры и отправил его в рот, так слюни у Романа чуть по подбородку не потекли. Более он не ждал. Взяв из рук Миши нож, он тоже стал наяривать и с виной посмотрел на друга, когда банка закончилась. А Мишка, гаденыш, улыбался. Отобрав у Романа нож, он вскрыл следующую банку, а после этого и компот. Поев, курсанты завалились на траву и очень скоро, пригретые таким редким в последние дни солнцем, уснули.
Проснулись Роман и Михаил только после восьми вечера. Сонно оглядываясь, они поднялись и спустились к воде умыться и «проснуться». Посмотрев в грязную, в пятнах мазута, воду, ребята отказались от помывки и стали соображать – что же делать дальше. Решили, что прежде всего надо поесть. Примяли еще по банке рыбы и запили компотом. Поев и окончательно проснувшись, молодые люди поднялись на более высокий холм, поросший лесом. Это даже не холм, это практически гора была, и курсанты основательно вспотели, прежде чем покорили высоту. С высоты они посмотрели на оставшиеся вдалеке лодку и лагерь со своим провиантом.
– Вот мы и на суше.
– Что? – не расслышал Роман.
