— Он там за домом. Сейчас притащу.
Оставшись одна, Беверли разразилась слезами.
— Это от шока, — объясняла она потом, когда они с Тони уже лежали в постели, но не могли заснуть. — Ну пойми, кто ж этому поверит? Я сама, Тони, поверить ну никак не могу.
— Я тоже, Бев. Ты ж понимаешь, королева в соседках! Давай подадим заявление об обмене, а?
Это предложение немного успокоило Беверли, и она заснула.
Доски от парадной двери отодрал Тони Тредголд, но первым, взяв у жены ключ, отпер дверь и вошел в дом принц Филип. Дом оказался, конечно же, смехотворно мал.
— У нас в саду, помню, детский домик и то больше был, — сказала королева, вглядываясь в гостиную.
— Да у нас машины и те, черт возьми, были больше, — сказал принц Филип и сердито затопал вверх по лестнице.
Все кругом было оклеено рельефными обоями и окрашено в светло-кремовый цвет под названием «магнолия».
— Очень симпатично, — сказал водитель фургона. — Чистенько.
— Еще бы, — заметил Тони, — после того как отсюда выставили Смитов, муниципалитету пришлось вызвать взвод спецуборщиков. Знаете, в защитных комбинезонах, в шлемах таких — туда еще кислород подается. Смиты эти были отчаянные грязнули. Так что вам повезло — после них дом привели в порядок, отделали как положено.
Беверли принесла из дому всем по кружке крепкого чая. Целую, без трещин, кружку она подала королеве. Принц Филип получил лучшую из оставшихся, с ярмарки в парке «Олгон Тауэрс», о чем и гласила надпись на ней. Себе Беверли оставила самую неказистую, подтекавшую, с надписью «ЕЖЕДНЕВНО СПИ С СУПРУГОМ И ЗАБУДЕШЬ О НЕДУГАХ». Зазвонил телефон, все вздрогнули. Принц Филип отыскал его в шкафчике для газового счетчика.
— Тебя. — Он протянул трубку жене.
Звонил Джек Баркер.
— Ну и как вам там нравится? — спросил он.
— Мне нравится. Кстати, а вам-то как все это нравится?
— Что именно?
— На Даунинг-стрит. Работы ведь масса. Все эти бесконечные красные коробки с государственными бумагами…
— Красные коробки! — фыркнул Баркер. — У меня есть дела поважнее. Спокойной ночи.
Королева положила трубку и сказала:
— Пожалуй, пора уже вносить мебель.
В десять часов Тони Тредголд, повозившись немного с антенной, включил королевский телевизор в розетку, болтавшуюся в треснувшей стене.
— Уф, обрыдла эта политика, — сказал он, когда на экране появилось лицо Джека Баркера, и дернулся было выключить телевизор, но королева сказала:
— Пожалуйста, не выключайте, не надо.
И, усевшись поудобнее, стала смотреть.
В программе «В гостях у премьера-министра» впервые показали кухню дома номер десять по Даунинг-стрит. Новый кабинет Джека — шесть женщин, шесть мужчин — расположился вокруг большого кухонного стола, стараясь выглядеть как можно непринужденнее. Во главе стола сидел на виндзорском стуле Джек и глядел в камеру. Искусно разложенные режиссером официальные бумаги, кофейные чашечки, ваза с фруктами и маленькие букетики садовых цветов призваны были создать атмосферу неказенной деловитости.
Рукава бумажной рубахи Джека были закатаны до локтей. Его и без того красивое лицо особенно выигрышно смотрелось благодаря умело наложенному гриму. В выговоре Джека сочетались мягкие гласные севеpa и жестковатая южная интонация. Зная, что у него приятная улыбка, он пользовался ею вовсю. Еще раньше он привел в смятение референтов, объявив, что речи свои намерен писать самолично; и теперь с помощью «бегущей строки» произносил спич собственного сочинения. Даже самому Джеку его рацея показалась нелепой и напыщенной. Но менять что-либо было уже поздно.
— Сограждане! Мы уже более не подданные ее величества! Сегодня каждый мужчина, каждая женщина и каждый ребенок нашей страны может высоко держать голову, ибо мы освободились наконец от пагубы классовой системы, которая столько лет отравляла жизнь нашему обществу. Отныне все чины, звания и титулы, дающие особые привилегии, отменяются. Сохранятся лишь обращения «мистер», «миссис» и «мисс».
Членам королевской семьи, благоденствовавшим за счет народа, предстоит переселиться в другой район и жить обычной жизнью, среди обычных, простых людей. Реверансы, поклоны или обращения к ним каким-либо иным образом, кроме вышеприведенного, будут караться как уголовное преступление. Их земли, имения, картины, мебель, драгоценности, стада и прочее теперь целиком принадлежат Государству. И да будет известно тем, кто вздумает завоевывать расположение членов бывшей королевской семьи, что подобное поведение, будучи замеченным властями, подлежит наказанию.
