Диван не выдержал и развалился надвое. Кусок поменьше придержала Беверли. Подождав, пока Тони с Филипом отнесут более массивную часть в гостиную, она поволокла обрубок вслед.
— Забить в него завтра с полдюжины шестидюймовых гвоздей, и будет как новенький, — сказал Тони, гордясь своими плотницкими успехами.
Взглянув на любимый диван, королева поняла, что, даже распиленный пополам, он все равно велик для гостиной.
— Вы были очень любезны, мистер и миссис Тредголд, — сказала она. — А теперь идите спать, я прошу вас.
— Как здесь стало красиво, — Беверли оглядела комнату. — Малость тесновато, но очень красиво.
— Погодите, вот развесят картины, тогда… — зевая, сказала королева.
— Да, вон та мне особенно нравится, — Беверли тоже зевнула. — Это кто ж ее нарисовал?
— Тициан, — ответила королева. — Спокойной ночи.
Умываясь и раздеваясь ко сну, и королева, и принц Филип испытывали смущение. Все комнаты были забиты мебелью. Протискиваясь в узких проходах, они то и дело задевали друг друга и без конца извинялись. Наконец в сереньком рассветном полумраке они улеглись, размышляя об ужасах прошедшего дня и о предстоящих кошмарах.
С улицы донеслись вопли молочника, пытавшегося спасти свой товар от местного воришки. Королева повернулась к мужу. А ведь он все еще красив, подумала она.
Страж Столового Серебра в упор разглядывал Джека Баркера, нового премьер-министра.
Очень даже симпатичный, думал он. Пониже, чем кажется по телеку, но очень симпатичный. Костюмчик, правда, простоват, туфли тоже не из дорогих, зато лицо красивое, с правильными чертами, глаза восхитительные — фиалковые, и ресницы длиннее, чем паучьи лапки. Так бы и съел.
Было девять часов утра. Они спускались на лифте в шахту бывшего бомбоубежища, расположенного на территории Букингемского дворца. Джек подавил зевок. Он всю ночь прокорпел над своими расчетами.
— Вы небось вечером рады-радешеньки скинуть это идиотское облачение? — спросил Джек, глядя на гетры, пряжки и камзол с аксельбантами и замысловатыми застежками.
— Да нет, я люблю всякие блестящие штучки, чего уж там, — сказал страж, вынимая из кармана жилета ключи. Лифт остановился.
— На какой мы глубине? — спросил Джек.
— Сорок футов, но до цели еще не добрались.
Выйдя из лифта, они зашагали по коридору, вдруг сделавшему крутой поворот, так что теперь они шли едва ли не вспять.
— Как вас зовут? — спросил Джек.
— Официально я — Страж Столового Серебра.
— А неофициально?
— Малькольм Балтитьюд Босток.
— И давно вы здесь работаете, мистер Босток?
— С тех пор как школу кончил, мистер Баркер.
— Нравится вам тут?
— Да, я вообще люблю красивые вещи. Летом скучаю по дневному свету, но дома у меня в спальне стоит кварцевая лампа.
Они подошли к толстенной, в четырнадцать дюймов, стальной двери, запертой на сложный кодовый замок. Мистер Босток вставил в скважину ключ, и дверь, пощелкав, отворилась.
— Секундочку, — произнес страж и включил свет.
Они оказались в помещении величиной с футбольное поле, разделенном перегородками на комнаты без дверей. В комнатах высились стеллажи, занавешенные синтетической пленкой.
— На что-то конкретное хотите взглянуть, мистер Баркер? — осведомился мистер Босток.
— На все, — ответил Джек.
— Большая часть коллекции находится, как вы сами понимаете, в Сандрингеме[7], — сказал Босток и отдернул пленку; глазам Джека открылось множество искусно вырезанных фигурок животных. Джек взял в руки кота, украшенного драгоценными камнями.
— Красиво.
— Это Фаберже.
— Как вы думаете, сколько они стоят? — спросил Джек, указывая на сверкающий зверинец.
— Ну откуда же мне знать, мистер Баркер, — сказал мистер Босток, ставя кота на место.
— А вы прикиньте.
— В прошлом году, вообще-то, одна заметочка и впрямь привлекла мое внимание. Про черепаху Фаберже; на аукционе она пошла за двести пятьдесят тысяч.
Джек снова поглядел на миниатюрные фигурки. Бормоча себе под нос, он принялся их пересчитывать.
Мистер Босток сказал:
— Их здесь четыреста одиннадцать.
— Целую больницу можно построить, — буркнул Джек.
— Несколько больниц, — не без самодовольства поправил мистер Босток.
