Не было никаких сомнений: опознали тело подполковника коллеги из местного СМЕРШ, найдены личные документы, имелось фото тела и места падения самолета. Прибыли представители армейского отдела СМЕРШ из Севастополя, провели еще одно опознание. Фюзеляж «Дугласа» развалился на части, сгорело не все, пятерых погибших можно было опознать, двоих из экипажа — лишь предположительно. Но сомнений не оставалось — агент В-4 погиб.
Всегда нужно сомневаться. Не видел лично, так поверь в чудо. Ушел Варварин в последний момент. Ну, Прыжок нечеткий вышел — так тоже бывает. В каких «кальках», в каких временах сейчас застрял человек — кому знать? А может, и здесь где-то. Продолжает работать. Мало ли как обстоятельства сложились…
Кладбище осталось там — двадцать минут ходу, опушка рощи, жужжание взлетающих и садящихся самолетов. Наверное, и на полосе кто-то погибал. Садился в последний раз, в эту столовую уже не возвращался…
— Он ведь одинокий был? — пробормотал Коваленко, прихлебывая жутко сладкий чай.
— Не знаю. У нас как-то не принято…
— Да, специфика. — Старлей потер коротко стриженную голову. — Черт его знает… Я как-то в Черняховск «двухсотого» отвозил. Родичи, девчонка в соплях, автобус от кондитерской фабрики. Может, уж лучше так, по здешнему военному манеру?
Как лучше, Женьке думать не хотелось. Надо бы чем насущным голову занять. Получается, что командировка короткая. Погиб агент, обстоятельства известны. Хотя, видимо, не до конца — Попутный сидит у контрразведчиков и что-то задерживается. Вроде бы расследование здесь усиленно ведут — не каждый день подполковники 10-го Отдела НКО «СМЕРШ» гибнут. Видимо, есть вопросы.
— Как-то не складывается, — пробормотал Коваленко. — Как их могли сбить? Но ведь сбили. И свои. Так свидетели говорят?
— Да мало ли что они говорят. Две тетки да водитель случайный. С земли много не разглядишь.
— Ага. Все ослепли. Летчики, свидетели, особисты. Определенно, подстава какая-то вышла.
— Придет майор, сообщит. Может, нам и вовсе не положено знать. К переводу документации и безопасности группы это отношения не имеет. Извините, Валерий Сергеевич, я уж намекаю так прозрачно.
— Брось, мозг нам еще не отключили. И по имени-отчеству так вообще неестественно.
— Мне можно. — Женька похлопал по растрепанному словарю, лежащему на полевой сумке. — Я — гнилая интеллигенция. Возможно, вообще профессорский сынок.
— Очки у тебя профессорские. А как в яму ухнул, так выражался противоположно и конкретно. Не, не возьмет тебя Попутный в свое славное ведомство.
— Еще чего. У них и ефрейторов-то нет. Мое ведь звание — я же прирожденный освобожденный[30].
Официантка принесла еще чаю: крепкобедрая такая деваха. Стрельнула глазками — здоровяк Коваленко одарил ответной благосклонной улыбкой.
Попутный явился лишь через полтора часа — еще из дверей махнул пухлой рукой. Засидевшаяся опергруппа выскочила из столовой.
— Товарищи офицеры, докладываю-освещаю обстановку и ставлю задачу…
Оперативное совещание пришлось проводить на свежем воздухе. Впрочем, товарищ майор был краток:
— Имеем. Первое. Подтверждено: наш человек погиб. Второе. Самолет сбит истребителями с советскими опознавательными знаками. Факт установленный, свидетельские показания и улики прилагаются. Третье. Откуда взялись эти ястребки, установить не удалось. Особый отдел ведет проверку всех частей, имеющих что взлететь. Результаты будут. Но! Есть обоснованное мнение, что истребители были чужими, то есть ряжеными. Четвертое. Связь с нашим бортом была отвратительная. Возможно, ее целенаправленно глушили. Из обрывков радиоперехвата ясно, что экипаж нашего транспортника вел бой и, возможно, подбил или сбил один из атаковавших истребителей. Пятое. Варварин оставил записку. Вероятнее всего, нам…
Бордовое удостоверение СМЕРШ. Фотография не пострадала: смотрел Варварин строго, видимо, новенькие погоны еще ощутимо давили. Кромка удостоверения была залита бурым, спекшимся, немного затекло и внутрь, но карандашную надпись можно было легко рассмотреть:
«Для А.А. Калька лопнула. Бумеранг?»
— Документ мне сейчас придется вернуть, — Попутный сунул удостоверение обратно в конверт.
