— Виноват, опять не понимаю, — признался Коваленко. — Мы четко знаем время отправки шифровки. Идем с обратной коррекцией, выясняем обстоятельства. Так? Потом действуем по этим самым обстоятельствам. Время мы не теряем, так что…
— Мы Там время не теряем. А здесь оно идет. Линейно и весьма стремительно, — сказал Сан Саныч. — На выполнение задачи нам дано трое суток.
Женька подумал, что за трое суток как раз можно сочинить обстоятельную объяснительную. Товарищи офицеры подошьют к ней рапорты с прошением об увольнении из рядов ВС, а рядовой Земляков отправится в казарму комендантского взвода — выполнять нелегкие, но почетные обязанности нормального военнослужащего срочной службы. Ибо наверху совсем офигели. Трое суток. Ага, сейчас…
— В каком смысле трое суток? — пробормотал Коваленко. — Это что за сроки удивительные?
— Сроки, обусловленные сложившейся на сей час обстановкой, — охотно пояснил Попутный. — Руководство очень надеется на наш опыт и оперативность. Нужны пояснения?
— Так хотелось бы. Как я понимаю, нам с вами туда и идти, — довольно резко сказал Коваленко.
— Именно, — Попутный взглянул на начальника Отдела. — Имеет смысл продолжить треп в узком кругу?
— Да куда уж уже. — Сан Саныч посмотрел на Женьку. — Земляков, выйди. На пять минут. Не будем мы твой допуск отягощать…
На турнике во дворе рядовой Земляков сделал энергичный подъем переворотом и уселся на теплую перекладину. Было почему-то обидно. А чего, собственно? На фига нам эти допуски? Тут и так, пожалуй, в Куршевель уже так запросто не прогуляешься.
К турнику подошли мающиеся бездельем комендантские:
— Слушай, Земляк, не знаешь, чего нас завтра в город не пускают? Совсем уже беспредел навели.
— Да фиг его знает. Сам сижу как пристегнутый. Такой перевод впендюрили, прямо хоть вешайся, — Женька спрыгнул с турника…
В кабинете было тихо. Светился единственным огоньком «пилот». Компьютер выключен, лампы выключены. Женька сел в кресло, глянул на ряд томов словарей. А ведь теперь операцию в Румынии отменят. Без Варварина смысла нет. Тьфу, черт, никак осознать невозможно. Наверное, и в опергруппу не возьмут. А зря. У Коваленко это будет первый Прыжок. Этот, который Виктор Иванович, вообще… Специфику работы в пересказе и по отчетам-докладам воспринять сложно…
Касимово. Это где-то под Ленинградом. Там сейчас наше наступление. Женька занимался документами по немецким конвоям из Таллина. Но тогда общая обстановка только краешком в мозгу отложилась.
— Ого, так это здесь главный лингвистический центр? — В дверь заглядывал улыбающийся Виктор Иванович.
— Так точно! — Женька вскочил, одернул форменную куртку.
— О, субординация. Уважаю.
— Товарищ майор, я приказом под ваше руководство уже выведен?
— Еще нет. Сейчас настучат-подпишут.
— Тогда разрешите отвлеченный вопрос. Или просьбу.
— Давай-давай, формулируй.
— Виктор Иванович, у меня в личном деле написано «психологически устойчив».
— Серьезно? Хоть и не читал, но верю и поздравляю.
— Читали вы все. Я к тому и говорю. Вы меня, пожалуйста, в серьезные моменты не прокачивайте. Отвлекает. Я все-таки не урожденный немец. Работа с переводами полной сосредоточенности требует. А я все-таки «устойчивый», а не вовсе «непоколебимый».
— Понял, — уже без своей отвратительной улыбочки кивнул Попутный. — Ох, кого-то мне эта устойчивость-непоколебимость напоминает.
— Так у вас оттуда же рекомендация, товарищ майор, — неловко сказал Женька, подвигая кресло новому начальству.
— Да, порой женское общество воистину облагораживает, — неожиданно грустно сказал Попутный. — Ладно, нужно нам срочно сработаться. Откровенно говоря, я был против твоего включения в группу. Срочные переводы с древнефашистского нам вроде как без надобности, да и вообще я один работать предпочитаю. Привык, понимаешь ли. Но специфика есть специфика. Кроме того, ты, выходит, из нас, туристов, единственный, кто Варварина лично знал. Возможно, опознание понадобится.
Женька вздохнул:
— Понимаю.
— Вот и ладушки. Работаем. — Попутный крутанулся в кресле и встал. — Наваливайся, товарищ рядовой.
Женька потянулся включить компьютер, майор задержался в дверях:
