— Не грусти, принцесса. Сегодня праздник, в конце концов, — он кончиком пальца ободряюще пощекотал её подбородок. — Ну что, вернёмся в гостиницу? А то замёрзнешь.
Хоро медленно подняла на него яркий карминово-яблочный взгляд.
Волчица Хоро Мудрая провела много времени вдали от родины. Большую часть этого времени она была одна — даже среди людской толпы — но не всегда.
Она всегда думала, что смертная жизнь ужасно коротка, а болезни и неприятные стечения обстоятельств чаще всего делают её ещё короче. Поэтому она старалась не особенно привязываться к людям — ведь это почти бессмысленно: длительность горя от их утраты неоспоримо велика в сравнении с короткостью счастья от их обретения. И у неё это получалось. Почти. Исключений было совсем немного.
Молодой охотник, живший неподалёку от Йойтсу. Человек, смерть которого заставила её отправиться в странствия на поиски чего-то, что она не могла себе представить.
Мальчик-крестьянин из Пасро. Человек, смерть которого заставила её держать данное ему обещание на протяжении не одной сотни лет.
Юный священник, присланный в Пасро из столицы. Человек, преждевременная смерть которого сильно поколебала её любовь к церкви.
И странствующий торговец, в телеге которого она укрылась, желая сбежать от неблагодарных жителей опостылевшей деревушки. Крафт Лоуренс, подумала Хоро, глядя в его серые глаза, в лунном свете имевшие тревожный оттенок зимнего моря в дождливый день. Лоуренс, Лоуренс. Печаль моя, надежда и любовь.
Волчица Хоро Мудрая часто годами бродила одна, и порой она чувствовала себя старой, как горы или заповедные леса Йойтсу. Но этим людям удавалось заставить её почувствовать себя… живой. Она сама не сразу это замечала — но рядом с ними она снова чувствовала себя девчонкой, которая только вчера вышла на первую самостоятельную охоту, а совсем ещё недавно гонялась за собственным хвостом. Рядом с ними она не была Хоро Мудрой — она была Хоро. Просто Хоро. Простой смертной, которую любят. С которой хотят быть рядом. Которую принимают такой, какая она есть. Которую хотят защитить от любых бед. Которую никогда не отпустят.
Волчица Хоро Мудрая не верила человеческим поговоркам, но выражение «глаза — зеркало души» казалось ей довольно правдоподобным. А ещё она часто задавалась вопросом, смотрит ли на них кто-нибудь сверху, и со временем, кажется, она нашла для себя ответ на этот вопрос. Во всяком случае, из всех изобретённых человечеством религий она определённо начала склоняться к той, в которой утверждалось, что душа человеческая приходит в этот мир не единожды: после смерти она возрождается вновь, только в другом теле.
Потому что все люди, к которым она привязалась, несмотря на всё своё нежелание любить и страдать, с первой же встречи казались ей знакомыми; и у всех них были серые, имевшие тревожный оттенок зимнего моря в дождливый день глаза.
— Идём? — Лоуренс встал и протянул ей руку.
— Идём, — Хоро сжала его ладонь в своей.
Ей не стать смертной, а ему не стать бессмертным. Когда-нибудь он снова покинет её. А она снова отправится в странствие на поиски чего-то, что она не сможет представить. Вернее, кого-то. Но когда она найдёт его, она поймёт — и тогда на короткую человеческую жизнь у неё снова появится дом.
Да, мне не стать смертной, а тебе не стать бессмертным, думала Хоро, и они шли сквозь тихую зимнюю ночь, сыпавшую колючие звёзды за горизонт. Но снова и снова я буду искать тебя. И находить.
Потому что ты можешь умереть.
Но мы…
Мы никогда не умрём.
