Отбыв наказание за нелегальный переход границы, в середине февраля 1947 года приехал в Алма-Ату. Несколько дней жил у Го Дин-фу. Это был первый китаец, с которым я встретился у вас в городе.
Получив документы, выехал в Талгар, где работал по частному найму. В июне и июле жил в Алма-Ате, в консульстве. С сентября сорок седьмого по декабрь сорок восьмого года находился в области, работал по частному найму. С января по май сорок девятого — грузчик саксаульной базы. С мая по февраль 1950 года побывал в разных районах области. В феврале приехал в Алма-Ату и работал сначала грузчиком в стройконторе при Управлении колхозными рынками, потом разнорабочим в Среднеазиатском геодезическом тресте. С августа — сборщик утильсырья.
— Материальное положение вашего отца?
— Жили скромно. Участок был небольшой. Отец имел лошадь, две коровы, свинью, кур. Был небольшой фруктовый сад.
— Где учились и работали братья и сестра?
— В деревенской начальной школе. Жили с родителями, помогали им в сельском хозяйстве.
— Где изучали русский язык?
— В исправительно-трудовой колонии, когда отбывал срок за самовольный переход границы.
Кузнецов записал ответы Цзина, спросил:
— Вам прочитать или сами?
— Давайте прочитаю сам.
Пока Цзин Чжан-чжу знакомился с протоколом, Кузнецов внимательно рассматривал его. «Странно. Кажется, я его где-то видел раньше. Но где?» Однако, как ни напрягал свою память, вспомнить не смог.
Заметив, что Цзин прочитал протокол, Кузнецов задал традиционный вопрос:
— Возражений против записей нет?
Цзин Чжан-чжу отрицательно покачал головой.
— Подпишитесь.
Цзин расписался по-русски и по-китайски, положил ручку, вернулся на место. Иван Григорьевич внимательно посмотрел на него и с некоторой ноткой сожаления, которую Цзин не мог не заметить, сказал:
— Я уже предупреждал вас об ответственности за дачу ложных показаний. Вы умный человек, а пытаетесь ввести нас в заблуждение. Неужели думаете, нам ничего неизвестно?
Цвет лица Цзина слегка изменился, но он промолчал. Кузнецов продолжил:
— Вот вы гладко изложили свою биографию. А ведь рассказ ваш во многом не соответствует действительности. Во-первых, ваш отец Цзин Шоу-джу имел большой надел пашни, фруктовый сад, участок леса, держал до 30 коров, а для работы нанимал от 5 до 10 батраков.
— Я… хотел представить себя в более выгодном свете, — стал оправдываться Цзин Чжан-чжу.
— Допустим. Но сейчас нас интересует не это. Каково истинное положение вашей семьи?
— Я признаю, что мои сегодняшние показания по этому вопросу ложны. Отец действительно был богатым человеком.
— Подтверждаете ли вы показания о своих братьях и сестрах? — спросил Кузнецов, пристально глядя на Цзина.
Тот молча кивнул. Тогда Иван Григорьевич достал из ящика письменного стола листок бумаги и сухо сказал:
— Вот справка о ваших родственниках. Брат Цзин Чжан-цзен, 1921 года рождения, учился в юридическом институте в городе Чанчуне. Сестра Цзин Фын-ин, 1923 года рождения, в 1942 году работала в Мукдене секретарем-машинисткой на японском заводе автопокрышек. Между прочим, завод не гражданского, а военного значения.
По щеке Цзина сползла крупная капля пота. А Кузнецов, убирая бумажку в стол, сухо добавил:
— Как видите, ваша попытка обмануть нас заранее обречена на провал. Советую еще раз: давайте правдивые показания. Это в какой-то мере облегчит вашу участь.
Цзин подавленно молчал.
— Итак, продолжим нашу беседу. Для чего вам были нужны обнаруженные у вас при обыске книги «Краткий курс истории ВКП(б)», «Жизнь Клима Самгина» Максима Горького, «Молодая гвардия» Александра Фадеева и другие?
— Я читал их, чтобы углубить свои знания русского языка.
— Какие еще языки знаете?
— Кроме китайского и русского, других не знаю, — опустил Цзин глаза.
— Ну, что ж. Давайте разберемся и с языками, — сказал Кузнецов, когда Цзин расписался под своими ответами. — Вы заявили, что русским языком овладели, когда отбывали наказание. Но нам известно, что во время следствия по вашему делу в Хабаровске вы почти не прибегали к услугам переводчика.
— Я… я ошибся, — выдавил, заикаясь Цзин.
— Так когда же вы изучили русский язык?
