Мы - хлопцы живучие - страница 39

Шрифт
Интервал

стр.

- Молодец! - похвалил меня веревочник и достал из кармана новенькую, еще хрустящую десятку. А мы-то, дурни, ползаем по лугу день-деньской да тащим на себе тяжелые мешки за столько верст, когда тут деньги на земле валяются.

- Оставьте вы это, ребята, - предостерегла нас незнакомая женщина.

- Не слушайте ее, - как-то почти по-приятельски сказал нам инвалид. - Много она понимает.

Да мы и без его уговоров ни за что бы не бросили игру. Санька тоже выиграл, зато мне в другой раз не повезло. И ведь так присматривался, так следил за той веревочкой, а она шмыг - и нет десятки. Потом и Санька проворонил. Когда мы ткнули пальцами еще по разу, у нас остались только пустые мешки из-под щавля.

- Больше нет денег? - спросил инвалид.

- Не-ету, - вздохнул, как кузнечный мех, Санька.

- Ну и ступайте своей дорогой. В другой раз умнее будете.

А мы стоим и глазами хлопаем. Аж плакать охота. Вот тебе и тетради, вот тебе и баранки. Дурни мы, дурни, каких еще свет не видел. Верно бабушка говорит, что бить нас с Санькой некому.

Напарник веревочника чем-то напоминает Санькиного отца - дядю Ивана. Широколицый, шея, как дубовый комель, жилистая, жидкие рыжеватые волосы на голове. Виски посеребрены. За нашей игрой он не следил, у самого отбоя от охотников не было. А тут бросил карты в шапку вместе со скомканными пятерками, троячками, рублями и тихо сказал:

- Игнат, отдай ты им деньги… Сам видишь, что за богатеи.

- Пусть не лезут, коль в кармане пусто, - заупрямился чернявый. - А они бы отдали, если б выиграли?

Мы стоим и молчим, повесив головы. Санька красный, как вареный рак, да и у меня огнем горят щеки. Теперь я не хочу и тех баранок.

- Вот видишь? - прищелкнул языком веревочник. - Не отдали бы.

- Все равно верни! - прямо побелел наш заступник, потом сказал дрожащим голосом: - Может, твои где-нибудь вот так ходят, - и схватился за костыль.

- Тьфу ты, припадочный, - выругался веревочник, и наши скомканные десятки полетели нам под ноги. - Марш отсюда, босота!

Нас не пришлось уговаривать. Дай бог ноги подальше от той дармовщины, скорей отдали тетке свои деньги, схватили по тетрадке и - домой. Хорошо еще, что так обошлось.

- Ну и дурни, - сказала бабушка про инвалидов. - Я вам не вернула бы ни копья, чтоб не гонялись за легким хлебом. Нашлись мне асессоры - без мозолей десятки грести.

«У ЛУКОМОРЬЯ ДУБ ЗЕЛЕНЫЙ…»

Школа. Здравствуй, школа! Давненько не сидели мы в классах, не бегали на переменках по гулким коридорам, давненько эти стены и старые тополя во дворе не слышали веселого звонка. Как разошлись мы в мае сорок первого года на каникулы, так не три месяца длились они, а три года.

В школе спали чужие солдаты, тут устраивали пьянки полицаи, даже немецкие кони стояли, а потом лежали в классах сугробы и разгуливал по коридорам ветер.

А нынче утром в старой нашей школе, где когда-то была волость, снова прозвенел звонок.

Пока - только в старой. На каменную, что построили перед самой войной, у сельсовета не хватает, как говорит дядька Скок, девяти гривен до рубля. Там по-прежнему пусто. Под стенами вырос чертополох, вечером прямо под стропилами шастают летучие мыши, да мальчишки, играя в прятки, ранят на битом стекле ноги.

А волость кое-как, на живую нитку отремонтировали, и сегодня мы сели за парты. Хотя какие там парты - длинные и узкие, в одну доску столы. За такой «партой» помещается восемь человек, а если потесниться, то и; все десять. Доски выструганы наспех, и Санька успел загнать занозу в палец.

Но нам сидеть не тесно. Первоклассников, тех собралась тьма-тьмущая, три года - не шуточки, а у нас много ребят не пришло. Из наших с Санькой друзей двоих нет. Митька-Монгол на кладбище, его немцы застрелили. А Петька Чижик помогает матери кормить семью. Сегодня по дороге в школу мы его встретили. Петька ехал верхом на Буянчике, с шиком держа в зубах цигарку.

- Так ты не пойдешь? - Санька кивнул в сторону школы.

- Не-е, - вздохнул Чижик. - Не пойду. Надо же кому-то и лошадей пасти, не всем учеными быть.

От солнца, от костров в ночном на лугу, от дождей и ветра лицо у Чижика почернело, погрубело - с виду не скажешь, что Хлопцу всего четырнадцать. Мужчина, да и только. Только ростом не вышел. И голос у Петьки сиплый, простуженный.


стр.

Похожие книги