Клара развертывает трубку факса, кладет ноги на широкий стол и погружается в чтение:
«Милый мой Кларнетик!
Пользуюсь свободной минуткой, чтобы нацарапать тебе несколько строчек… и обновить факс, его вчера Паре принес с работы. Я наконец могу написать тебе кучу вещей, которые не могу рассказать по телефону даже шепотом — боюсь, дети услышат. Не хочу, чтобы они вошли в жизнь с моими бредовыми идеями в невинных головках, иначе у них в изголовье можно будет большими буквами написать NO FUTURE[14]. Давай возродим старую эпистолярную традицию. А знаешь, что в старые добрые флоберовские времена почту разносили пять-шесть раз в день? Обещай только, что не станешь хранить эти факсы, что сразу по прочтении ты их уничтожишь, иначе я умерю свой пыл и введу самоцензуру. И ты многое потеряешь, поверь.
Мое обычное воскресенье: Паре дрыхнет перед теликом с банкой пива на брюхе, мама (она сейчас у нас гостит) увела пупсиков на прогулку. Скобка открывается: когда приезжает мама, Паре преображается. Он буквально расцветает, кладет локти на стол, снимает галстук, вернувшись домой, и даже иногда хохочет; она готовит ему всякие вкусности, запрещает разговаривать о работе, тормошит, а он не злится, наоборот, он жутко доволен! К нему даже подъехать можно, что для мужа большой плюс. Я начинаю думать, что он женился на мне ради тещи. Чувствую, в один прекрасный день найду его пригретым у мамы на груди. Скобка закрывается.
Ну вот! Раз уж мне перепало несколько часов отдыха, проведу их с тобой и за любимым делом: буду писать. Прикинь, я начала вести дневник, но до того боюсь, как бы он не попался Паре на глаза, что прячу его и сама не могу найти. И завожу новый… Его тоже посеяла. Если я умру и Паре их все обнаружит, его точно хватит удар! Девушки XVIII века в своих дневниках — я к ним питаю слабость, ты знаешь, — всегда заняты какой-то полезной хозяйственной работой, вышивкой или штопкой, но это милое время миновало, посему мне проще взять перо и написать тебе послание. Не уверена, что достигну стилистического совершенства всех этих дам, моих предшественниц — мадам де Севинье, дю Дефан, де Жанлис и прочих злоязыких кумушек (уж как они друг друга поносили!), но постараюсь. Язык уже не тот, увы! И трудно будет мне сравняться с их ослепительной элегантностью, тирлим-бом-бом.
Моя жизнь так скучна… Даже не знаю, что бы такого интересного тебе рассказать. В Нанси ничего не происходит — ну или почти ничего. Лавочка на углу (куда ты так любила ходить за гвоздями и отвертками) закрылась; на ее месте хотят открыть „Макдоналдс“. Я уже запретила Артуру и Жюли ходить туда, показала фотографии жирных американских детей и прилепила их скотчем на холодильник. Жюли скривила губы — ура, победа! Артур более скептичен: его уже отравили этим ядом школьные приятели. А Николя тыкал в фотографии пальчиком, перепачканным в отличном фруктовом пюре (я сама его приготовила) и говорил „Бяка, бяка“. Недавно на ужине у мсье супрефекта шептались, что жена нотариуса вступила в преступную связь с новоиспеченным молодым врачом, только что из Парижа: я его называю доктор Винтик, он такой шустрый и вечно торопится. Довольно интересный упитанный молодой человек с полными красными губами и блестящими глазами. Все шушукались у него за спиной, а я с завистью разглядывала эту девицу. Надо признать, она вся светится и прямо гарцует, так и пышет торжеством и сладострастием!
А у меня все куда прозаичнее: пришлось убрать в помещение саженцы чабреца, чтобы не померзли на корню, и сейчас они красиво окаймляют раковину. Амбруаз подарил мне спутниковую антенну, тарелку на крыше. Он заявляет, что это для моего развлечения, чтобы я не скучала по Парижу. А я прекрасно знаю, что тарелка нужна ему самому — смотреть футбол, теннис, гольф и т. п. Супружеское лицемерие: искусство обдурить благоверную, уверив, что раскошелился на подарок для нее, потому что сам себе такое подарить не решаешься! Помнишь, ты взяла с меня обещание не быть балдой? Я усвоила урок. Теперь гляжу в оба, не то что эта клуша Аньес: завела себе жалобную книгу, только бы спасти свой брак! Брак нельзя спасти, потому что он противоречит природе, и точка!
