Лаккамири, август 2012, Клаус Оттерсбах
Нико слегка похудел, и это пошло его внешности на пользу. Повязок не было видно под рубашкой, и он уверенно сидел в кресле и читал что-то с кита, может, даже на ару — с него станется. Увидев меня, приятель радостно встрепенулся.
— Отти! Классно. О-о, — его физиономия приобрела озабоченное выражение. В комнату — или палату? — вошли остальные: Инти, Алиса, Анквилла.
— Ками! — торжественно поздоровался Нико. Остальные растроганно заулыбались.
— Ками, винтата, — ответила Инти, я мысленно перевел: "привет, друг". Хотя оттенков мне пока не понять. Друг, товарищ, дружок, парень, старик?
— Не беспокойся, — Анквилла жестом остановил Нико, порывающегося встать. Мы расселись вокруг него, кто на чем, Инти поставила на низкий столик кувшин — по русскому обычаю в Лаккамири делали этот ужасный напиток квас; хотя Нико, в отличие от меня, находил его вкусным. Я встал и сорвал себе со стены плод фаноа.
— Вот читаю, — Нико ткнул пальцем в экран кита, — очень интересно, выходит, в гентехнологиях вы на шаг вперед, а то и на два шага… Не могу только понять, ведь реально урку сейчас не так сильно отличаются… ну от таких, как мы. От амару, живших в мире.
— Ты неправ, — возразила Инти, — все-таки другой вид. Барьер сохранился. Различия почти во всех хромосомах, ты же видел, как маркеры распределены.
— Ну да, да… Но и мы отличаемся от чистокровных амару, живших в Шамбале.
— Практически только внешностью и незначительными анатомическими деталями. Как другая раса. Но мы один вид. В первую очередь по поведению.
— Я тоже не могла понять долго, — утешающе сказала Алиса, и я в который раз поразился тому, как красиво она говорит по-немецки — с легким акцентом, конечно, но он ей идет, — но ведь это просто, Нико. Аналогичный пример — собака и волк. Два разных вида. Свободное скрещивание, равное число хромосом. Различие именно в поведении! В мотивации поведения — как и у нас.
Нико посмотрел на нее, склонив голову, соображая.
— Ну да, допустим. Я о другом! Вы ведь уже фактически можете изменять геном как угодно!
— Не как угодно, — немедленно возразила Инти, — природных ограничений тьма. И до стадии экспериментов на людях мы только-только добрались. И пока самые элементарные изменения, в основном касающиеся здоровья…
— Все равно недалеко до этого. Почему же никому не пришло в голову вместо этой вашей… хальтаяты… что можно просто изменить геном урку? Если выделены гены, отвечающие за мотивацию — почему не модифицировать их?
Инти и Анквилла заговорили одновременно.
— Это невозможно биологически… еще невозможно…
— Как ты себе это представляешь в социальном плане?
Они переглянулись и засмеялись. Анквилла продолжал.
— Биологи пока говорят, что изменить эти гены нельзя, они сцеплены с наследованием жизненно важных белков у урку, то есть эти изменения убьют носителя… Но дело даже не в этом, как ты вообще представляешь себе изменить геном миллиардов детей? Кто на это пойдет, и как мы будем объяснять необходимость этого?
— Ладно, ладно, понял! — Нико махнул здоровой рукой — вторая была захвачена повязкой, — еще одно только неясно. Почему популяционные генетики до сих пор-то этого не обнаружили? Ведь закономерность, вроде, на поверхности лежит!
— Чтобы расшифровать код, надо для начала знать о его существовании. О существовании двух видов. Пока это никому не приходило в голову, — Анквилла усмехнулся.
— Скажи лучше, как ты себя чувствуешь, — поинтересовалась Инти заботливо.
— Для человека, в которого всадили шесть пуль — прекрасно, — сообщил Нико, — нет, в самом деле, я поражен вашей медициной. Анестезия одна чего стоит! А эти регенераторы! У меня такое чувство, что я герой фантастического фильма.
— В сущности, так оно и есть, — тихо заметил я. Нико засмеялся и ущипнул себя за ляжку.
— Кажется, я все-таки в реальности нахожусь.
— Скоро тебя выпишут? — спросила Алиса.
