— Подожди, может, позовем остальных? Я где-то видела Келлу…
— Нет, — сказал Каяри, — не надо остальных.
Они свернули в проулок и спустились ко второму уровню. Прямо туда, где между школой и рядом жилых теремков раскинулся огромный вишневый сад. На Весенний бал вишни как раз начинали цвести. Каяри и Лорин вошли под белые своды ветвей; здесь было темно, лишь наземные светильники и редкие фонари освещали тропинки, да сияли белоснежные ветви в цвету, расточая сладкий ласковый аромат.
Каяри снова взял Лорин за руку. Некоторое время они шли молча.
— Я хотел поговорить с тобой, — сказал Каяри, — с тобой, без остальных.
— Ну поговори, — отозвалась Лорин, — слушай, Кай, а как же теперь будет с чикка-хальту?
— Я думаю, будем продолжать. Ведь ничего особенно не изменилось! Я и Хайлли — мы продолжим учебу здесь, никуда не поедем.
Каяри снова замолчал. Потом сказал с трудом.
— Понимаешь, Лорин. Я хочу тебе сказать одну вещь. Но мне вообще-то страшно. Потому что это может все испортить, все вообще…
Они встали на развилке, под фонарем. Лорин вдруг стало жутковато — тьма вокруг, и никого, ни души, других гуляющих совсем не видно. Вроде и нечего бояться с Каяри, но все равно от жути и восторга бегут мурашки. Как пару лет назад, когда они устраивали ночные похождения для проверки смелости.
— Понимаешь, — сказал Каяри, — кажется… то есть уже не кажется, а точно. В общем, я как бы это… люблю тебя. Я не знаю, как так получилось… но я тебя выбрал. Вот.
Лорин опешила. Какие-то мысли об этом мелькали у нее, пока они шли сюда, но девочка даже не позволяла себе продумать их. Какая ерунда! Это же Кай, свой в доску, лучший друг.
Она подняла голову и посмотрела внимательно в лицо Каяри.
Он был самбо. Мать его была черной, но судя по чертам лица, он унаследовал многое от колумбийских индейцев. Две расы сошлись в его генах, генах амару, почти идентичного по маркерам чистокровному древнему виду людей.
У него была очень темная кожа, но скорее индейское лицо — скуластое и узкое, прямой длинный нос, лишь ноздри слегка расширены, тонкие губы.
Глаза цвета горького шоколада, сейчас непроницаемо черные и блестящие, как нефтяные озерца.
Он был красив и высок, выше Лорин на голову и намного шире в плечах, он пугал бы ее этой внешней мужественностью, если бы не был своим в доску приятелем, с которым баловались, хранили детские тайны и когда-то вместе провалились под лед…
Собственно, почему нет? — Лорин вздрогнула. Она привыкла считать себя малышкой, но ей уже шестнадцать! Случается, что амару заключают брак даже в таком возрасте. И физиологически к этому времени интерес к другому полу… Да, но у нее-то еще ничего не пробудилось!
И все-таки — Каяри?
— Ты не должна, конечно, — хрипло сказал Каяри, — я просто хотел тебе сказать. Но ты… ты сама можешь выбрать… если что. Пойдем назад?
Лорин не двинулась с места. Она отвела с лица упавшую светлую прядь волос.
— Нет, подожди, — сказала она слабым голосом, — подожди.
Каяри смотрел на нее.
— Это так неожиданно! Кай, ты очень нравишься мне. Всегда нравился, — неожиданно для себя сказала Лорин (и ведь это правда! Она просто и думать об этом не смела).
— Но я боюсь, — призналась она. Каяри положил руку ей на плечо.
— Чего ты боишься?
— Не знаю, — шепотом сказала она, — вернее, знаю. Я боюсь всего этого. Понимаешь? Ведь это… ну ты знаешь.
Она умолкла.
— Знаю, — сказал он.
— У меня все это уже было. Вот. И… как теперь это будет?
Она отвела взгляд. Мерзкая, постыдная, знакомая боль — фантомная боль, которая не пройдет никогда. Да конечно, можно потерпеть. Но неужели ей придется терпеть это снова? И — как это можно связать с Каяри? Неужели он сделает с ней это? Или поймет, что ей все это омерзительно — но тогда какая же с ним может быть семейная жизнь?
— Я знаю, — прошептал Каяри, — все знаю. Знаешь, почему я так… насчет хальтаяты? Я начал обо всем этом думать, когда познакомился с тобой. Тогда я стал их ненавидеть, урку…
Лорин обвила руками Каяри. Он сомкнул кольцо рук за ее плечами. Так они стояли, приблизившись друг к другу, ощущая тепло, и тихо разговаривали.
— Но ты не бойся. Я знаю, все будет хорошо. Понимаешь?
