Он меня отверг, думала она, а значит, я не имею никакого права навязываться ему. Вдруг он встретил другую женщину? И просто боится ранить меня… Хотя разве можно ранить больнее? Или он решил, что я помешаю его карьере. Да мало ли что взбрело в голову гению! Папа прав, гении совершенно непредсказуемые люди! Но что теперь делать мне?
Долгими часами Камилла просиживала или у окна в своей комнате, или, когда матери удавалось уговорить ее спуститься вниз, в гостиной, тупо глядя на пламя в камине и отвечая невпопад на вопросы.
Когда ненадолго выходила из ступора и начинала воспринимать окружающую действительность, Камилла ловила настороженные взгляды родителей. Она понимала, что мать и отец беспокоятся о ней, но никак не могла заставить себя вернуться в этот мир из страны грез. Не просто не могла — не хотела.
Однажды, когда Камилла сидела в гостиной с книгой, которую взяла для отвода глаз, Изабель вошла в комнату в сопровождении какого-то мужчины.
Она был высок и строен. Светлые волосы, разделенные на прямой пробор, высокие скулы, тонкая кожа. Большинство приятельниц Камиллы сказали бы, что он ангельски красив. Камилла, пожалуй, согласилась бы, но с небольшим уточнением: красив скорее дьявольски, чем ангельски.
— Камилла, познакомься, пожалуйста, — сказала Изабель, — это мистер Эрскин Стюарт. Мистер Стюарт — моя дочь, Камилла.
— Приятно с вами познакомиться, мисс Риттер, — произнес приятным тенором Эрскин и склонился к руке Камиллы.
— Взаимно, — ответила она, хотя вовсе не почувствовала никакой симпатии к Стюарту.
— Мистер Стюарт — компаньон твоего отца, Камилла. Брэндан пригласил его сегодня поужинать с нами.
— Очень мило, — бесцветным голосом произнесла Камилла.
В комнату вошел запыхавшийся Брэндан.
— Извините, — сказал он, — я немного задержался. Дела!
Брэндан развел руками и слегка пожал плечами. Неожиданно на глаза Камиллы навернулись слезы. Это был такой знакомый и родной жест! Отец всегда делал так, когда чувствовал себя виноватым и открыто признавал свою вину. Например, когда обещал свозить детей в зоопарк, но в последний момент требовалось его присутствие на верфи.
— Пойдемте к столу, — предложила Изабель.
Эрскин галантно подал ей руку. Брэндан подал руку дочери. Так, парами, они вошли в столовую.
— Надеюсь, ты себя сегодня достаточно хорошо чувствуешь, чтобы обедать с нами? — спросил отец Камиллу, чуть отстав от Изабель и Эрскина. Судя по тону, Брэндан явно ожидал от дочери положительного ответа.
— Это очень нужно, папа, лично тебе? — упавшим голосом спросила она. — Ты же знаешь, я не имею склонности неукоснительно соблюдать правила приличия.
— Да, милая, это очень важно для меня. Прошу тебя, постарайся хотя бы на сегодняшний вечер стать прежней милой и веселой Камиллой. Такой, какой тебя помним мы с мамой.
— Я постараюсь, папа. — Камилла смогла выдавить из себя кривую улыбку, больше похожую на усмешку.
— Вот и умница! — обрадовался Брэндан покорности дочери.
Это был первый день за почти три недели, когда Камилла согласилась ужинать с семьей, а не осталась в своей комнате.
Еще ни один ужин не был для Камиллы таким мучением! Ей пришлось следить за разговором, отвечать на вопросы, а самое страшное, у Брэндана неожиданно прорезалось остроумие, и Камилле пришлось смеяться над шутками отца. Они были хороши: в меру соленые, очень тонкие и уместные, но беда была в том, что Камилле вовсе не хотелось смеяться. Она чувствовала, что ее смех звучит фальшиво. Но, кажется, кроме матери, этого никто не заметил. Изабель то и дело бросала на Камиллу встревоженные взгляды.
Этой ночью Камилла вновь не смогла уснуть, несмотря на успокоительный сбор, который ей дала Барбара. Бессонница мучила ее вот уже несколько недель. Если ей и удавалось уснуть на несколько минут, во сне к ней приходил Джим и говорил, что он ни в чем не виноват, просто так получилось. Фантом из ее сна умолял Камиллу позвонить ему. И Камилла просыпалась оттого, что ей не хватало воздуха и легкие разрывались от беззвучного крика.
Брэндан тоже не спал этой ночью. Днем он получил конверт, где лежали чек, выписанный им Джиму, и коротенькая записка: «Я совершил ужасную ошибку. Не беспокойтесь. Я не буду звонить или писать Камилле. Но если она страдает и если вы ее любите, расскажите ей обо всем».
