— Избавилась от тетки — и жирует!
Сонька кивнула, думая о своем.
Что делать? Молчать или позвонить кому… а кому? Анонимно? Так в милиции скоро выяснят, откуда звоночек сделан. И всех жильцов теребить примутся. Выйдут, естественно, на Сонькино боевое прошлое… нет, рот надо держать на замке. Бог-то все видит, и, чай, если дело так повернулось, значит, неспроста. Конечно, Соньку легко в трусости обвинить, а она и правда боялась за свою такую спокойную, налаженную жизнь.
И Ленькины кривые взгляды, вроде бы случайные, не добавляли ей спокойствия. Верно, клял он себя за ту отлучку. Сонька старалась вести себя обыкновенно, и, если случалось ей с Ленькой пересекаться, она не шарахалась в ужасе, как делают люди глупые, себя же выдавая, но вежливо расспрашивала его о службе, а как-то попросила, ежели случай выпадет, прикупить ей кофейного напитка. И, похоже, именно эта простая, соседская просьба убедила Леньку, что дворничиха ничего не знает.
Глупая она.
А Сонька и не стремилась умной быть, живой — оно всяко лучше.
Вскорости у молодой семьи пополнение случилось, и тут Сонька поняла: не только из-за того разговора Анна жизни лишилась, но еще и потому, что четвертый человек в той комнатушке не уместился бы.
— Орет и орет, — жаловалась Марьяна, уже почти потерявшая надежду заполучить заветные метры. — Спасу никакого нет! Я ей говорю — дай сиську дитяти, а она мне — молока у нее нет… молодая баба, а молока нет…
Сонька кивала и думала о том, что с появлением ребенка ссориться молодые стали чаще, что, в общем-то, было вполне обыкновенным явлением. Теперь Ленька пропадал из дому, возвращался навеселе и зачастую — пропахший духами и дешевыми сигаретами. Соседки качали головами, жалея бедную Леночку, повторяли, мол, такова она — тяжкая бабья доля. Она соглашалась, смахивала слезы, но… нет-нет, а мелькало в ее глазах что-то эдакое, недоброе.
Когда ребенка отдали в ясли — Леночка желала выйти на работу как можно скорее, — в семье вновь воцарился мир, пусть и хрупкий. Вроде бы все вернулось на круги своя, но… продлилось это затишье недолго. Полгода минуло, и Ленька за старое принялся.
— Да мне тут обрыдло! — в запале очередной ссоры, начавшейся, как обычно, тихо, но подвыпивший Леонид явно не намерен был шептаться. — Какого… мы тут торчим?!
Ответа Леночки Сонька не услышала.
— А ты мне рот не затыкай! Я — мужик! Как скажу, так и будет…
Что-то упало, разбилось, но женского крика, который раздавался обычно после грохота, не последовало.
— Угрожать вздумала? Так со мной же и пойдешь…
Ленька выскочил на лестницу, громко хлопнув дверью, и все, кому случилось выглянуть в коридор — а соседская жизнь людям всяко интереснее собственной казалась, — быстренько нашли для себя иные, важные дела.
Леночка выглянула на кухню спустя час, левый глаз ее заплывал синевой, губы опухли.
— Пьяный, дурной, — вздыхали бабы, утешая Леночку. Она молчала.
А Сонька поняла: скоро в нехорошей квартире произойдут перемены. И даже то, что протрезвевший Ленька поспешил к жене прибежать, мириться, с букетом гвоздик и коробкой «Птичьего молока», не отвратило ее от мысли, что вот-вот случится… нехорошее. Леночка цветы приняла, мужа встретила ласково, простила вроде бы… а спустя месяц Леньку убили. Новость об этом всколыхнула весь дом.
Одни его жалели, памятуя, до чего хорошим человеком он был, другие шептались, будто сам и виноват — загулял от жены да край потерял, связался с дурной компанией. Леночка побледнела, осунулась, тонкое личико ее сделалось и вовсе детским, и лишь глаза горели ярко.
— Как мы теперь? — повторяла она, прикладывая платочек к глазам.
Ее учили, к кому идти, что писать, требуя пенсию по причине потери кормильца, Леночка кивала, соглашалась, вздыхала… но Сонька-то прекрасно видела: именно она от супруга и избавилась.
Из ревности ли?
Из-за того, что муженек ее оказался вовсе не таким, каким Леночке представлялось? Или же из соображений практических: небось с гулянками муженек не завяжет, тратить будет общие деньги, кровью заработанные, по старой привычке решив: он — хозяин, ему и распоряжаться. А хуже всего, что по пьяному делу он на язык невоздержанным станет. Там сболтнет, тут слово скажет… глядишь, и найдется кто-то, к этой болтовне внимание проявивший.