Есть деньги, есть на что их потратить, а остальное…
— Бабка сказала, что ты про шкатулку спрашивать станешь. — Герман дошел до лавочки и сел. — Так я ничего не знаю.
— Совсем ничего?
— Ну… — Пиджак он кинул на оградку, возвышавшуюся за его спиной. — Знаю, что мамка папку не особо жаловала… она, по-моему, никого не жаловала. Вечно вся из себя больная. Нет, ты не подумай, мы не ссорились, с нею тяжко поссориться, только вот… к ней никогда нельзя было подойти. У нее вечно то мигрень, то голова кружится, то тошнит ее, то еще что-нибудь… Три раза в год в санаторий и дважды — на море, но на море ей тоже не нравится. Ни я, ни Виолка ей не интересны. Да и вообще, ничего не интересно, так, бродит себе по квартире. Зачем папа на ней женился?
На этот вопрос Игнат не имел однозначного ответа, но предполагал, что все дело в умении Луизы Арнольдовны, которая смогла соединить несоединимое.
— Хотя ему тоже на все плевать. У него — дело. Бизнес! Если и приходит домой, то пожрать и поспать. Думаешь, я жалуюсь?
— Нет.
— Точно. Я рано просек, что свободен. Всем предки на мозги капают, мол, учись… то делай, этого не делай… а моим — глубоко по фигу.
И финансово, стало быть, они наследника не ограничивали. Только вот прошлое столь давнее Игната мало интересовало.
— Потом папашка поймал своего белого кита… всем досталось. И мамка могла ездить на воды уже не в Кисловодск… все жили счастливо.
Пока успешный бизнесмен не оставил мир нынешний ради лучшего.
— Этот объявился почти сразу после папашиной смерти. Как черт из коробки. Мы-то еще тогда с мамкой сладить пытались. Она же вся такая больная, несамостоятельная! И бабка нервы нам трепала, чтоб, значит, приглядывали мы за ней. Ну, мы и приглядывали, как умели. — Герман закинул ногу за ногу и, задрав штанину, поскреб волосатую лодыжку. — Комарье. Вчера закусали, прям до одурения. Мамка не больно-то нам радовалась. Отвлекали мы ее.
— От чего?
— А кто ж ее знает? Просто впечатление такое складывалось, что ей только воспитание не позволяет нам на дверь указать. Мол, она, конечно, рада нас видеть, но разговаривать нам не о чем.
Что ж, Герман — не первый человек, который указывал на эту особенность характера Ольги.
— Ну, я как-то заглянул к ней, а там этот… сидит, что-то рассказывает, и мама буквально светится вся. А меня увидела — и перепугалась. Небось решила, что я бабке поскачу докладывать. Нет, я сразу сообразил, что тип этот бабке не приглянется, уж больно он… обшарпанный какой-то. Прям как ты, извини за прямоту.
Игнат извинил, хотя и не понял, в чем именно его обшарпанность выражается. Костюм вроде чистый, из новых. И что не так?
— А бабка таких и за людей не считает. Только на бабку начхать, маман-то в кои-то веки на человека походить стала. Чего ей жизнь ломать? Ну, если нужны этому типу деньги, пускай себе, небось хватает у нее. И бабка больше, чем можно, взять не позволит. У нее-то хватка бульдожья… бабку мою все боятся. Смотри, женит она тебя на Летке!
— Спасибо, как-нибудь обойдусь.
— Ну-ну… я вот тоже думал, что обойдусь.
— Не вышло?
— Ага. Дочка делового партнера… хорошая девочка… воспитанная… выдрессированная, прям как маман. И я себя порой цирковой лошадкой чувствую. Ну, да бабка не вечная.
С этим Игнат мог бы и поспорить. Знавал он людей, вроде любезнейшей Луизы Арнольдовны, которые жили долго, до последнего момента сохраняя ясность мышления и силу духа. Так что надеждам Германа вряд ли суждено было скоро сбыться.
— Ты про шкатулку расскажи.
— Да там и рассказывать нечего, — Герман задумчиво поскреб ногу. — Ну, этот тип тогда откланялся, вроде срочное дело у него… просто-таки срочнейшее. А я мамке прямым текстом заявил, что плевать мне, с кем она романы крутит, лишь бы счастлива была. Только если он ее обижать вздумает, пусть маман не отмалчивается. А я уж найду на него управу… Она же стала рассказывать о том, какой он замечательный. Первая любовь… я свою первую как-то и не особо помню. Она же в романах вся жила, а в романах — первая любовь, она на всю жизнь. Ну, я не спорил. Пускай себе. А маман стала меня уверять, что, мол, у ее этого… забыл имя, чувства искренние. И он ей шкатулку подарил.
