— Смотря что, — Ксюша не собиралась давать ему повод отвязываться от нее.
— Про него и про Анну… Монс вроде. — Он сунул руку во внутренний карман пиджака, вытащил нелепый копеечный блокнотик и произнес: — Точно, Анна Монс. Слышала?
— Кто же про нее не слышал?
Ксюша поняла, что зря она это сказала: вот Игнат-то как раз и не слышал. И выражение лица у него сделалось обиженным, словно его уличили в недостатке образования. Мол, приличный человек просто-таки обязан знать подобные вещи, а если не знает…
— Ее еще «Кукуйской царицей» называли. — Ксюша слизала капельку соуса, пытаясь определиться, с чего начать. — Будучи в изгнании, молодой царь Петр очень близко сошелся с иноземцами, в частности с Лефортом. На это знакомство смотрели сквозь пальцы, считая, что особого вреда от него не будет. Царь под присмотром, козней против сестры не строит, и пусть себе развлекается, главное, чтоб к власти не сильно рвался…
— А он прорубил окно в Европу.
— Да, но немного позже. Хотя, наверное, с этого и началось. Лефорт же счел это знакомство весьма полезным и — со своей стороны — сделал все, чтобы заинтересовать Петра. В Немецкой слободе все было иначе… ну, я так думаю. Это как другой мир, в который Петру позволено было заглянуть. С одной стороны, дом и царица с ее приверженностью старому укладу, неторопливому, сонному. Бесконечные молитвы, сидение у окошка, разговоры о божественном… или сплетни. С другой — веселый Кукуй, где иностранцы курят табак и музыку слушают.
Игнат проводил взглядом парнишку с сигаретой в зубах и плеером на поясе.
— Тогда, по российским законам, за курение табака полагалось рвать ноздри клещами и клеймить, — пояснила Ксюша. — Да и музыка, помимо церковной, мягко говоря, не одобрялась.
— Да уж…
— Вообще, развлечения были специфическими… довольно-таки. Казни, вот… долгие, кровавые. Петр потом и сам частенько за топор брался, например, когда стрелецкие головы после мятежа летели. Еще — травля зверей… медведя. Волка. Порою — и людей… а в Немецкой слободе все было иначе. Там не было калик перехожих, юродивых, нищих. Грязи, обычной для московских улочек. Напротив, все было чисто и аккуратно, люди приветливые, и каждый рад царю. Свои-то ему не особо радовались, не знали, за кем еще власть останется. А немцы спешили его к себе приглашать. Наверное, это было… удивительно? Все — другое, начиная с нарядов и заканчивая обычаями. И всякие диковины тут же… европейская наука уже шагала вперед, а в России жили по старинке. В Кукуе эта разница становилась особо заметна.
У бабушки получалось рассказывать интереснее. А если еще и папа брался рисовать… пара линий — и оживали перед Ксюшей виды старинных городов, с их узкими улочками, с удивительными и немного нелепыми — в нынешнем восприятии — домами. С людьми, которых давно уже не было на свете…
— Петр не только развлекался, но и учился. — Ксюша вытянула ноги. — Но мы о другом… там, в Немецкой слободе, он и встретил Анну Монс. Есть версия, что встреча эта была подстроена Лефортом, который спешил упрочить свою власть над царем и для того подсунул ему собственную любовницу. Анна была дочерью виноторговца, человека состоятельного и деловитого. Он дал Анне образование, что само по себе было удивительно для Петра. Вероятно, она была умна… многие ее современники говорили, что и красива очень… Как бы там ни было, к моменту знакомства ее отец был уже несколько лет как мертв, а дела семьи шли не самым лучшим образом. Пришлось отдать за долги мельницу и лавку, вдове с детьми осталась лишь гостиница…
Ксюша покосилась на начальника. Тот сидел, подперев подбородок ладонями, и разглядывал Хайда, а Хайд пялился на Игната.
— Да я слушаю, — словно оправдываясь, произнес Игнат. — Интересно! В школе… там все просто было. Петр пришел к власти, побил шведов, открыл выход к морю. А еще — Петербург построил. Вроде и все… про его баб нам никто не рассказывал.
Прозвучало это как-то обиженно, словно теперь, спустя многие годы, Игнат чувствовал себя обделенным по части информации.
— Итак, знакомство их состоялось, и красота Анны не оставила Петра равнодушным. Очень скоро Анна становится любовницей царя, а потом и фавориткой… Ее власть растет год от года, и это пугает многих, ведь Петр — уже не тот волчонок, которого Софья держит на цепи, чтобы выставлять его напоказ перед народом. Да и Софьи больше нет, зато есть царь, злопамятный и не собирающийся никому спускать былых обид. А еще — он чужой боярам. В нем теперь слишком много иноземщины, но привычки, выработанные веками, велят им подчиняться. И они терпят, надеясь, что царь вскоре перебесится. Он же и не думает останавливаться, спешит переделать Россию на манер Немецкой слободы.
