Нам остается только поверить в искренность или бесстыдство мистера Кребила, писавшего уже в 1922 году об этой же симфонической поэме: «Поэтичное произведение, в котором Дебюсси удалось так удивительно тонко передать ритм и цветовую гамму моря...»
Не следует верить и этому. Как любой человек, он был, конечно, смущен и, как любой человек, надеялся, что никто не вспомнит о его предыдущем высказывании.
Некоторым критикам удавалось лишь потоком словесности загладить промахи и недоразумения, связанные с отношением к музыке. Так, Джордж Бернард Шоу некогда заявил, что Симфония си-мажор Шуберта представляется ему «раздражающим и бездумным сочинением», а Эрнест Ньюмен, в свою очередь, уподобил все без исключения сочинения Моцарта «детским проказам неглупого ребенка». Оба жили в эпоху, когда критикам было вольготно, потому что bel canto уже скончалось, а оркестранты еще не научились играть как следует. Они часто фальшивили, и привилегией критика было сообщать миру об этом. Нам об этом теперь не сообщает никто.
Беседуя о музыке вообще и рассуждая о сочинениях в частности, непременно выскажите свое мнение по поводу концертов всех композиторов, начиная с Баха и включая Гайдна: «Ну конечно, этого не сыграть на фортепиано!»; а потом быстро добавьте: «Ведь это написано для клавесина!» Это срабатывает всегда, потому что мало кто из людей, даже специалистов, ясно отдает себе отчет в том, когда же фортепиано заняло главенствующую роль среди прочих инструментов. Уже в шестнадцатом веке есть упоминания о piano е forte; бытовала и мечта об инструменте, который мог бы играть как тихо, так и громко. В начале 1700-х годов Бартоломео Кристофори уже мог предложить на продажу хороший инструмент, но его замысел был еще только на стадии становления. Людям не нравилось заходить в магазин и говорить что-то вроде «могу-ли-я-получить-один- из-этих gravicembalo col piano е forte и-приме-те-ли-вы-к-оплате-чек?» Кристофори, однако, не оставлял усилий и к 1725 году осуществил свою мечту.
Хотя большинство ранних фортепиано звучало точь-в-точь как инструменты времен Второй мировой войны, композиторы вроде Моцарта, К. Ф. Э. Баха и Клементи рано взяли его на вооружение. Вы вправе заявить, и не без основания, что «Сочинения Моцарта (К. Ф. Э. Баха, Клементи), конечно, все-таки не стоит исполнять на современном фортепиано», то есть на фортепиано, которое звучит хорошо. Дальше сих материй лучше не обсуждать.
Саксофон назван так, потому что его изобрел мистер Сакс (первое имя Антуан-Жозеф, но среди друзей он пользовался известностью как Адольф). Он запатентовал свое изобретение в 1846 году. Зто не шутка, а достоверная информация. Случайный, но, тем не менее, достоверно установленный факт — хорошая зацепка в разговоре. Усвоив это, вы можете потом сообщить, что ксилофон изобрел некто мистер Ксил, граммофон — мистер Г рам — только не увлекайтесь, пожалуйста.
Рекомендуемый вариант беседы
Примерно такой разговор может произойти между двумя собеседниками, встретившимися на вечеринке у хозяйки, которая, к несчастью, знает о скромных коллекциях звукозаписи обоих:
— Вы были на сольном концерте Винкельского во вторник?
— Да... А что бы думаете о си-бемоль минорном?
— Не слишком впечатляюще. Думаю, ему больше удается ми-бемоль мажорный.
— О да! А как насчет Рихтера?
— И да и нет. Его allegro, на мой вкус, слишком быстро, и придает всему оттенок большего rubato!
— У Винкельского чудесное ухо на детали.
— У него твердое туше, но ему недостает разнообразия.
— И тенденция игнорировать динамические указания композитора.
— В музыке ему больше удаются яркие хроматические восклицания!
— Как во «Втором» Брамса.
— Точно!
Вам, разумеется, ясно, что ни тот, ни другой, не имеют ни малейшего понятия о том, что говорит собеседник (и что он сам думает на этот счет). Течение беседы напоминает бурление весенней реки. Потом они переберут длинный перечень композиторов и исполнителей и погорюют о бесцельно проведенных консерваторских годах, позволяя себе мимоходом слово снисходительного одобрения.
