Прошло почти сорок лет, но Элли ясно видела, что имя соперника как будто обжигает рот Дока. Он взял стакан и сделал большой глоток чаю.
— Почему именно он, как вы думаете? — спросила она.
— Я сам себя спрашивал тысячу раз. Он нравился очень многим женщинам. Обаятельный, как сам змей-искуситель, и всегда шикарно одет.
— Так он ее тоже любил?
— Насчет любви — не знаю. Но они встречались. Персик налево и направо хвастал, что Мейбл Бове к нему неровно дышит, хотя и знал, что не следует говорить такого при мне. Да, некоторое время они были как пара голубков. Элли строчила так быстро, как могла. "Отис Маккол, Персик", — записала она своим тонким, как паутина, почерком, а вслух заметила:
— Мужчина, называющий себя "Персиком", должен быть очень уверенным в себе.
— Это прозвище придумала ему какая-то подружка, и оно так к нему и прилипло. Сам он не возражал. Бывало, хвастал, что на вкус он слаще персика из Джорджии.
Блю громко рассмеялся:
— Нахальный сукин сын! Док нахмурился:
— Наверное, я не должен был говорить этого при даме. Прошу прощения.
— О нет! — Элли все еще записывала, но смогла энергично помахать рукой. — Это классный материал.
— Не подумайте только, что она была неразборчива в связях, потому что это не так. Пока она не встретила этого вкрадчивого пройдоху, не думаю, что она спала с кем-то.
Элли кивнула. Лично она считала такое маловероятным, но Док явно хотел думать о Мейбл по-своему.
— Моя цель — не публичное разоблачение, — сказала она. — Я просто пытаюсь понять, что она была за человек, живой человек, который написал всю эту великолепную музыку.
Официантка принесла их заказ, от которого еще поднимался пар. У Элли заурчало в животе при виде кудрявых ломтиков картошки на тяжелом керамическом блюде, поставленном перед ней. Блю наклонился ближе.
— Как ты собираешься и говорить, и есть, и делать записи в одно и то же время?
Она подняла руки и пошевелила пальцами:
— А я одинаково хорошо владею обеими руками.
Она намазала котлету кетчупом и горчицей, разрезала ее пополам, посолила картошку и положила блокнот на стол под правую руку. Взяв гамбургер левой, она спросила:
— И когда же она с ним: познакомилась?
Док засмеялся, обнажив зубы, слегка пожелтевшие от времени и табака.
— А ты нечто особенное, девочка, ты это знаешь?
— Спасибо.
Он отрезал кусочек бифштекса.
— Они встретились в пятьдесят первом и могли бы долго быть вместе, но однажды ночью Персика подстрелили возле Хопкинса.
Элли замерла.
— Подстрелили? Когда?
Он нахмурился, пожевал губами.
— Должно быть, в пятьдесят втором. Летом, это я помню, потому что стояла жара.
— Кто это сделал?
— Так никогда и не выяснили. Многие в этом клубе в ту ночь имели достаточно причин, чтобы убить его. Кто-то прятался среди деревьев как раз у входа и выстрелил ему прямо в сердце. Он умер до того, как упал на землю, и никакие женские вопли не могли уже вернуть его. Мы все решили, что это сделал Джек Горейс. Он угрожал Персику уже больше года, а тот все никак не оставлял его жену в покое.
— Мейбл быта с ним?
Док покачал головой. Элли позволила себе попробовать собственную еду, и когда первый ломтик картошки, горячий и соленый, идеально прожаренный, коснулся ее языка, она одобрительно причмокнула.
— Ты был прав, — сказала она, предлагая такой же ломтик Блю.
Он взял его и ухмыльнулся:
— Обычно я не ошибаюсь. Док снова заговорил:
— Мейбл не было в городе, когда это произошло, но утром она вернулась.
— Вы знаете точную дату? — спросила Элли, держа ручку наготове.
Он прищурился.
— Должно быть, где-то в июле пятьдесят второго.
Элли посмотрела на записи в блокноте. Через три месяца Мейбл сошла со сцены в Далласе, и ее больше не видели. Элли прикусила щеку, пытаясь решить, стоит напоминать об этом факте или умолчать? Блю решил за нее.
— Черт, Док, прошло всего три месяца после этого, и она исчезла. Похоже, что горе убило ее музыку.
Док аккуратно положил вилку.
— Это может выглядеть так, сынок. Но Господь свидетель, причина в другом.
— Вы знаете, но не говорите, — сказал Блю.
— Правильно. И более того, никогда не скажу.
— Можете вы по крайней мере объяснить мне, почему не хотите? — спросила Элли. — Это самая трагическая тайна, с которой я сталкивалась за все время своей работы.
