— Я никому не расскажу, Элли. Обещаю.
Но в тот момент ей было все равно. Она прикоснулась к его худой щеке, и он снова поцеловал ее, как будто подкрепляя обещание, и на этот раз она не просто позволила ему. Она целовала его в ответ, гладя его щеку, ухо, густые волосы, ощущая округлость его головы и теплоту кожи. От него пахло виски и немножко потом — после долгого вечера.
Поцелуй стал глубоким, даже глубже, чем она могла ожидать. Не шум в ушах, а словно какая-то песня звучала у нее в крови, зажигая ее, прокатываясь вниз по горлу и до самых ступней. Она почувствовала, когда это зажгло и его тоже, в ту же самую секунду. Он склонил голову набок, и его пальцы на ее затылке напряглись, он тихо, потерянно застонал и стал целовать ее почти свирепо. Она захотела укусить его, но остановилась на том, что позволила ему стянуть ее со стула и расположить между ног. Словно где-то вдалеке, она ощутила боль от того, что ударилась коленом об пол, но потом чувствовала только руки Блю вокруг своего тела, только его грудь, ноги и рот.
Они целовались, и целовались, и целовались, их тела прижимались друг к другу, их губы и языки выражали все.
Целовались до тех пор, пока Элли не подумала, что сейчас потеряет сознание. Целовались, пока она не почувствовала, что его тело дрожит.
Тогда он медленно отклонился, и чтобы прийти в себя, им потребовалось некоторое время, как будто бы пришлось выбираться из глубокого каньона. Руки Блю обвили ее шею, он прижался лицом к ее лбу и глубоко дышал. Элли от блаженства закрыла глаза, ни о чем не думая в его объятиях, все еще ощущая эхо их поцелуев в груди. Он поднял голову и посмотрел на нее. Элли чувствовала его легкую дрожь и собственную слабость.
— Думаю, тебе лучше идти, — наконец проговорил он. Она кивнула. Поколебавшись, кончиками пальцев нежно прикоснулась к его скуле под левым глазом. Кожа была горячей, слегка покрасневшей.
Элли убрала с лица волосы, и он помог ей встать. Долгое, опасное мгновение она колебалась и ощущала, что он тоже колеблется. Потом твердо отступила назад:
— Спокойной ночи!
Он сделал глотательное движение. Сунул руки в карманы. Кивнул:
— Спокойной!
Естественно, Блю не смог заснуть. Покрутившись полчаса, он встал и, вместо того чтобы идти на веранду, отправился с телескопом вверх по лестнице.
Это был хороший телескоп, подарок отца, который этим жестом показал, что поощряет стремление сына к знаниям. За прошедшие годы Блю несколько раз подумывал, не приобрести ли ему что-нибудь получше, но он ведь не был специалистом в астрономии, а для его хобби ему вполне хватало и этого.
С крыши он мог смотреть поверх деревьев. Домик стоял на краю леса, и он подумал о спящей Элли, гадая, в чем она спит. И хотя ему хотелось представить ее в каком-нибудь прозрачном неглиже, он признался себе, что скорее всего это большая футболка. Или какая-нибудь простая ночная рубашка без рукавов, с маленькими розочками на бретельках. Он представлял, как она лежит на спине — бретелька спустилась, и черные кудри разметались по подушке — и как он входит в эту темноту, располагается на кровати рядом с ней, целует ее шею сверху вниз, до плеча, как снимает покрывало и кладет руку ей на грудь.
Он вдохнул, медленно выдохнул, повел плечами, стараясь отогнать видение. "Боже! Ну и поцелуй!"
Саша взобралась по ступенькам, чтобы присоединиться к нему, и Блю приказал себе прекратить думать об Элли. Он наклонился к телескопу, разглядывая то, что невооруженному глазу показалось бы расплывчатым пятном. Сквозь линзы видна была группа из семи звезд, ярких, как бриллианты. Выпрямившись, он снова взглянул на далекое темное небо. Вселенная так огромна, что это заставляет думать, будто в жизни нет ничего по-настоящему важного. Он представил себе, как именно в этот момент рождается дитя, которое когда-нибудь полетит на корабле к этим далеким мирам. Интересно, успеют ли до его смерти получить какие-нибудь сведения о том, что они там обнаружат? Наверное, нет. Может, даже его правнуки этого не застанут, хотя для того, чтобы заиметь правнуков, надо сначала обзавестись детьми. Его ужасно разочаровало, что они с Энни так и не смогли зачать ребенка. Он молчал об этом, потому что это причиняло ей невыносимые страдания. Они только начали, сомневаясь, обсуждать идею приемных детей, как она погибла.
