Мужняя жена - страница 76
Однако в доме слишком темно. Мэрит берет свечные щипцы и снимает нагар. Пламя свеч становится выше, ярче, она лучше может разглядеть Хокана — человека, в котором вся ее радость. Он пришел проститься и оставить ее навсегда.
Ее губы совсем рядом с его губами, она разгорячилась, вовсе размякла. Не в силах больше сдерживать себя. Ее губы прикоснулись к его горячим губам, кровь становится тяжелой, и тяжесть эта все растет. Мэрит притягивает его к себе. Он впивается в ее губы, и она исчезает в забытьи. Она хочет дать волю смеху, что скопился в ее молодой груди и рвется на свободу. Ей хочется смеяться, кричать, дать волю радости, что зажглась в ее крови.
Мэрит раздвигает полог постели и развязывает завязки у юбки. А Хокан подходит к столу, чтобы задуть свечи в подсвечниках.
И тут они оба вздрагивают. С чердака доносится легкий шум. Слышится шарканье ног, шаги, осторожные, словно кто-то идет ощупью в темноте. Может, она заперла кошку на чердаке? А может, большая крыса танцует в закромах? «Что же это еще может быть?» — спрашивает Хокан… Нет, кошку она выпустила, а крысы у них на чердаке не водятся.
Теперь ясно слышны шаги, кто-то ступает по чердачному полу.
Мэрит стоит, побелев, раскрыв рот, глаза ее застыли.
— Вор! — восклицает она.
Она вспоминает, что нынче вечером, когда она с Турой выходила в хлев, двери дома оставались открытыми. Вор мог незаметно прокрасться в дом и спрятаться на чердаке.
Теперь Хокан понял, в чем дело: на чердак забрался вор. Темные ночи — самое время для воров. Сейчас осень — только их и жди. Они ищут удобный случай. Узнали, что Повель уехал и мужиков в усадьбе нет. Двух женщин нетрудно напугать. Да, воров прямо-таки звали сюда этой ночью.
Хокан вошел в раж. Уж он укараулит соседский дом. В доме есть мужик, и вора на чердаке он изловит. Он вовсе позабыл, что сам-то прокрался сюда по беззаконному делу. Позабыл, что ему самому никак нельзя показываться в доме в ту пору, когда Повель в отъезде.
Хокан хватает ружье, которое он было поставил в сторонку. Он полезет наверх.
— Куда ты пойдешь в этакую темень? — шепчет Мэрит. — Еще споткнешься, а его не найдешь.
Молодая женщина храбрится, а сама дрожит всем телом. Она прижимается к Хокану. Если он пойдет наверх, она возьмет светец и посветит ему.
Вдруг они умолкают. Теперь шаги слышатся в сенцах наверху, потом на лестнице. Вор спускается к ним, теперь это ясно. Поди, думает, что все в доме спят и он может смело хозяйничать.
Хокан проворно прячет Мэрит за свою спину, а сам становится у дверей, спрятавшись за косяком. Свет падает в сени, отсюда ему будет легче всего накинуться на незваного гостя. Ружье он держит наготове.
Но он слушает и дивится. Вор спускается по лестнице в кромешном мраке не медленно, не на ощупь. По шагам слышно, что ступают ноги, привычные по ней ходить, что человек заранее знает, как высоки ступеньки. Тот, кто идет, спускается по чердачной лестнице не впервой. Кто же это может быть?
Лишь на короткий миг успевает Хокан удивиться.
С лестницы спускается вовсе не чужой. Этот человек поднимался и спускался по чердачной лестнице с^тни раз. Этот человек свой в доме. В свете свечи появляется Повель.
Жена и сосед видят его в один и тот же миг. Мэрит коротко вскрикивает и подавляет крик. А Хокан, присевший, чтобы броситься на пришельца, поспешно отступает, отходит от порога. Когда Повель входит в спальню, он уступает ему дорогу. Ведь с чердака спустился хозяин, а хозяину надо уступать дорогу. Хозяину не преградишь путь, он волен делать здесь что захочет.
Повель идет в чулках, дорожный кафтан он снял. На жилете белые мучные пятна — видно, прислонился на чердаке к мешку с мукой. Может, он лежал там и спал? Да вряд ли… Волосы растрепались и как-то жестко взъерошились у него на голове, глаза таращит, словно ничего не понимая, белки глаз прорезали красные прожилки. Похоже, будто человека только что разбудили и он никак не разберет: ночь стоит или день, вечер или утро.
Широко раскрыв глаза, он пристально уставился на Хокана и на свою жену, что стоит рядом с ним в лифе и исподней юбке. Рыбьи, белесые глаза Повеля сидят неподвижно в глазницах, ничто не может заставить их двигаться. Но желваки на скулах ходят, будто он с трудом что-то жует:
