Но все было напрасно. Девушки, слегка напуганные предстоящим переездом, жались друг к другу. Григорий, в облике которого по приезде в аэропорт неожиданно появилась властная жесткость, уверенно отвел их к стойке для заполнения деклараций. Он свысока поглядывал на нескольких пришедших проводить дочерей женщин и разговаривал с ними так, будто заранее знал всю неуместность их вопросов. Единственное, что он настойчиво советовал, так это забрать у девушек теплые вещи.
— Там уже жара, они не понадобятся, только лишний вес таскать.
Их рейс уже объявили. Декларации были заполнены. Григорий, как вожатый пионерского лагеря, построил их парами в очереди на таможенный контроль. Нина знала, что, когда они зайдут за барьер, отделяющий общий зал от таможни, пути назад уже не будет.
«Неужели он не придет? — От отчаяния у нее внутри все сжималось. — Вот гад!»
Окруженная толпой добротно одетых иностранцев и суетливых россиян, она задыхалась от подступавшего к горлу комка слез. Очередь неумолимо двигалась к роковому барьеру. Нина уже ничего не видела вокруг себя, она лишь как автомат позволяла людскому потоку нести себя вперед.
— Почему ты так нервничаешь? — спросила ее Алла, оказавшаяся рядом в этот напряженный момент. — Ты кого-то ждешь?
— Да так… — отмахнулась от нее Нина. Ей сейчас было не до разговоров.
— Ты гадаешь, придет твой возлюбленный или нет, у тебя все на лице написано. — Алла говорила спокойно и уверенно. — А я тебе скажу, что все это неважно, все равно ты уезжаешь надолго. И раз ты решилась на это, значит, готова была к разлуке. И даже если он и явится помахать тебе ручкой, ничего это не изменит.
Ее рассуждения привели Нину в бешенство.
— Послушай, во-первых, все это не твое дело, кого я жду и почему я решила уехать. А во-вторых, не лезь ко мне в душу со своей дурацкой философией! — Ее голос срывался, слезы уже вот-вот готовы были вылиться наружу. Они заволокли ей глаза, все вокруг Нины расплылось в горячем тумане.
И тут она увидела Андрея. Он стремительной нервной походкой приближался к их очереди.
— Андрей! — отчаянно завопила она.
Он повернулся на ее голос. Нину испугало его совершенно белое от волнения лицо. Расталкивая людей, он мгновенно оказался рядом с ней. И вдруг что-то с ним случилось — Андрей остановился, будто натолкнулся на разделявшую их невидимую стену, и беспомощно посмотрел на Нину.
— Здравствуй, — тихо произнесла она, — то есть до свидания.
Он молча смотрел на нее.
— Ну что ты молчишь? Скажи что-нибудь! — Нина в этой шумной сутолоке никого и ничего не видела. Здесь, в абсолютной пустоте и тишине, были только они двое: Нина и Андрей.
— Зачем ты уезжаешь? — вырвалось наконец у него.
— А что же мне было делать… — виновато, словно оправдываясь, ответила она.
— Когда ты вернешься?
— Через полгода.
— Нина, послушай, мы говорим не то… Прости меня, не уезжай, я не смогу без тебя.
У Нины от растерянности закружилась голова. Она не знала, что ей делать. Может быть, правда никуда не уезжать, убежать с Андреем прямо из аэропорта от этого мерзкого Григория. Может быть, теперь у них все получится?
Григорий, почуяв неладное, уже коршуном кружил вокруг них.
— Молодой человек, вы нас задерживаете, прощайтесь скорей!
— Да я вообще не хочу прощаться! — вспылил Андрей. — Нина, останься. Если речь идет о неустойке, я заплачу.
— Да у вас и денег-то таких не будет, и вообще, теперь уже поздно.
— Да, уже поздно! — ухватилась за эти слова Нина. — Уже поздно что-либо менять. Я должна ехать.
Григорий тащил ее за руку. Девицы с жадным любопытством следили за этой мелодраматической сценой. Сжавшись от напряжения, Андрей молчал.
— Милый, я вернусь! — прокричала Нина, уходя за границу, не отводя от него взгляда. Она могла поклясться, что напоследок увидела, как что-то блеснуло в глазах Андрея.
1
— Дамы и господа! Наш самолет пролетает над Турцией. Полет проходит на высоте десять тысяч метров, температура за бортом сорок градусов ниже нуля.
Хорошо поставленный голос стюардессы отвлек Нину от одной мысли, которая с начала полета крутилась в ее голове.
«Зачем, зачем я уехала? — Перекошенное от волнения, бледное лицо Андрея стояло у нее перед глазами. — Ну почему все так по-дурацки? Почему нельзя было объясниться раньше, почему он все откладывал до последнего? А может быть, — Нина вздрогнула от догадки, — он нарочно так поступил, чтобы и хорошим выглядеть, и чтобы изменить ничего нельзя было. Да нет, при всех своих безумствах он все же хороший человек. Да, за полгода мы вполне можем забыть друг друга, или не забыть, а просто у нас появятся другие интересы. Все так глупо, куда-то лечу, танцевать в каких-то идиотских ресторанах, развлекать бывших русских. А эти-то вон как довольны». — Нина с презрением оглядела своих соседок.
