«Неужели это моя нога может так ужасно хрустеть?» — было ее первой мыслью.
Потом уже появилась дикая боль, которую, как и хруст собственных костей, она не забудет никогда.
Ее отвезли в больницу, где она провела кошмарный месяц. Удушливая жара, многоместная палата, грязь, зуд кожи под гипсом — все это едва не свело ее с ума. Вышла оттуда она настоящей неврастеничкой. Следующий месяц, проведенный дома на костылях, добил ее окончательно.
— Но в конце концов все болезни, кроме смертельных, имеют свойство проходить, и я поправилась, — продолжала она свой рассказ. — Но самое ужасное во всей этой дурацкой истории то, что я лишилась работы. Я же актриса. Так сказать, мечта детства. После окончания института я землю носом рыла, чтобы устроиться в приличный театр. Знаешь, сейчас же всюду безработица, без блата никуда. Короче, меня взяли в театр-студию «Колесо», ну это такой новомодный театрик, довольно перспективный. Сначала меня долго мурыжили на эпизодах, потом начали вроде выдвигать на серьезные роли. Ты не думай, я как актриса вполне… Обо мне даже стали говорить как о «молодой и талантливой», ну и все такое.
Андрей кивнул.
— Если бы ты только знал, чего мне это выдвижение стоило! Представь, торчать по полуночи на их идиотских вечеринках, где из-за табачного дыма света белого не видно, смеяться дежурным остротам. Короче, вся эта так называемая богема такое болото — врагу не пожелаешь. Хорошо еще, что режиссер оказался гомиком, а то пришлось бы и его приставания терпеть, он у нас ни одного мальчика не пропустил. Ну вот, стала я, наконец, заметной такой молодой актрисой, и тут — бац! — этот перелом, и как раз перед гастролями! Гастролями не куда-нибудь, во Францию! — Нина замолчала.
— Ну а дальше? — спросил Андрей.
— Дальше ничего. Полное забвение, ведь шоу-бизнес такая вещь, если ты о себе не напомнишь, так никто о тебе и не вспомнит. Ну, конечно, пару раз звонил режиссер, утешал эдаким бодреньким голосом, обещал взять обратно, как только поправлюсь. Но я не строила иллюзий на этот счет. Если бы я была звездой и от меня зависел успех труппы, наверное, тогда главный разорился бы на лучших врачей и массажистов, лично притащил какой-нибудь фирменный тренажер, и я за месяц восстановила бы форму. А так… Всего лишь какая-то начинающая актриска. Театр уехал, я осталась. Когда труппа вернулась, мое место уже кому-то отдали. А работы в другом театре я так и не нашла. Понимаешь, вместе с ногой во мне тогда сломалось что-то еще, какой-то стержень, нет сил начинать все сначала. Так и сижу без дела, перебиваюсь случайными заработками. Начитываю за гроши романы на кассеты в библиотеке для слепых. А тут еще это сотрясение, — закончила она свой грустный рассказ.
У Андрея не было привычки говорить дежурные слова утешения. Неожиданно странная мысль поразила его.
— Знаешь, я думаю, теперь все будет хорошо. Как говорится, клин клином вышибают. После первой травмы у тебя началась полоса неудач, а после второй она закончится, я чувствую! — заявил он убежденно.
— Хотелось бы верить. — Нина действительно почти поверила ему.
Что-то прояснилось в ее голове после падения. Ее сейчас беспокоило другое. Она уже успела привыкнуть к Андрею, и расставаться с ним ей совсем не хотелось.
«Ведь не может же он со мной вечно возиться. Когда-нибудь придется и распрощаться», — понимала она.
У Нины был богатый, даже чересчур богатый, опыт общения с мужчинами, но таких, как Андрей, она еще не встречала. Он представлялся ей каким-то необыкновенным киногероем, сошедшим с экрана в ее грустную жизнь. И отпускать его обратно, к таким же, как он, изысканным женщинам, ей не хотелось.
«Хотя какие у меня шансы? Никаких! Просто он порядочный человек, а я представляю собой жалкое зрелище, вот он со мной и возится. Представляю, какая к нему стоит длинная очередь из фотомоделей», — размышляла Нина.
Но она явно недооценивала себя. Нина сама была не хуже любой фотомодели, только ростом не дотягивала. А так, у нее была отличная фигура, красивые зеленые глаза и густая копна светло-каштановых волос, с расчесыванием которых всегда были проблемы. В свои лучшие времена Нина лучилась энергией и смеялась так, что в ответ невозможно было не рассмеяться. Даже теперь, в пору уныния, она, с блуждающей на губах грустной улыбкой, казалась трогательно хрупкой и беззащитной. Если бы Нина не была так сосредоточена только на своих бедах, но и обращала внимание на других людей, то непременно бы заметила, сколько мужских взглядов она к себе притягивает.
