Нина сначала не могла поверить, что он действительно может вот так взять и уйти. Она сидела на диване и безучастно наблюдала за ним. Ее начал бить странный озноб. Нина мелко дрожала как в лихорадке, между тем лицо ее пылало. Она сидела на кровати, закутавшись в одеяло, не замечая текущих по щекам слез.
Андрей этого тоже не замечал. На этот раз он был непреклонен. Сложив вещи, он оглядел комнату взглядом, в котором не было ни капли сожаления. Так деловой человек, покидая гостиницу, сухо проверяет, все ли он взял.
— Телевизор я тебе оставлю. Смотри, когда скучно станет. — Его короткие холодные фразы застревали в сознании Нины, причиняя ей невыносимую боль. — Книги я заберу потом. Все. Пока. Не поминай лихом. Надеюсь, с другим тебе повезет больше.
Дверь за ним захлопнулась.
На Нину напало странное оцепенение. Ей казалось, что все это происходит не с ней, что это похоже на дурной сон и надо сделать лишь усилие, чтобы проснуться. Но она даже пошевелиться не могла. Нина потом не могла вспомнить, сколько часов или минут пролежала вот так, без движения. Время остановилось для нее.
Наконец она заставила себя подняться. Сильно сутулясь, сотрясаемая внутренней дрожью, она прошлась по комнате, не замечая, что двигалась, как тяжело больной человек, и даже, неслышно для себя самой, постанывала. Ей надо теперь каким-то образом примириться с происшедшим.
Нина удивленно оглядела свою как-то сразу опустевшую квартиру, еще хранившую следы пребывания здесь Андрея. Вот здесь он повесил картинку, вот эту дверь он починил, вот его книги стоят как ни в чем не бывало на полках. Нина раскрыла одну наугад. Рассказы Киплинга. Хорошая книга, а Нина так ее и не прочла.
«Я не читала его книг, я слишком мало с ним говорила, я так и не узнала, что он за человек. И неужели так и не узнаю его? — Эта мысль заставила ее содрогнуться. — Так что же, это — все? Невозможно. Я не верю!»
Нина просто не могла в это поверить. Она уже не представляла своей жизни без Андрея, без его заботливого присутствия, без его шуток, горячих бутербродов по утрам… Нина почувствовала, что сейчас опять заплачет. Она не знала, что делать со своими воспоминаниями, то ли беречь их, как самую главную свою ценность, то ли поскорее расстаться с ними, чтобы не ранили ее так больно.
Неделю она не могла выйти из оцепенения. Это было похоже на болезнь, для которой еще не придумали названия. Целые дни напролет Нина проводила в постели, лежа ничком. Огромным усилием воли она заставляла себя подниматься, чтобы выйти на работу. Андрей оставил ей полный холодильник, вот только аппетит у нее пропал напрочь. Питалась она в основном горячим чаем.
Желания ее замерли. Ей не хотелось двигаться, говорить с людьми, причесываться, чистить зубы, раздеваться вечером и одеваться утром. Все эти действия она совершала через силу, преодолевая себя. Мысли были сосредоточены только на одном — на ожидании телефонного звонка от Андрея.
Это превратилось у Нины в навязчивую идею. Она боялась надолго уходить из дома. Она носила с собой телефон в ванную, благо длинный шнур это позволял. Ночью она, боясь не услышать звонка, ставила телефон рядом с собой. Телефон молчал. Он молчал день, два. На третий раздался звонок.
Нина, как обычно, лежала. Она испуганно подняла голову, потом быстро подскочила к зеленому аппарату, испускавшему истошные трели. И тут Нина почувствовала, что не может снять трубку. Ей стало страшно. Телефон звонил. После третьего или четвертого звонка она наконец протянула дрожащую руку.
— Алло! — выдохнула Нина.
— Галину Васильевну можно? — Незнакомый женский голос заставил ее содрогнуться.
Нина даже нашла в себе силы объяснить незнакомке, что Галины Васильевны здесь никогда не было, нет и, главное, не будет.
В эти кошмарные дни ей не звонила даже Ирка. Видимо, они с Вадимом начали так плотно общаться, что у нее, такой всегда болтливой, времени не оставалось на телефонные звонки. Конечно, Нина могла бы сама ей позвонить. Но, честно говоря, Нине не хотелось, чтобы подруга ее жалела и в предлагала очередной безошибочный план действий.
