Вот и вчера в перерыве между занятиями он вышел покурить. И тут же рядом с ним оказалось юное существо в ореоле светлых кудряшек и в облаке сладких духов. Самое странное, что он даже не замечал лиц всех этих порхающих вокруг него девиц.
— Андрей Николаевич! А что вы курите? «Кэмел», да? А можно я попробую? Ну пожалуйста! А то у меня на такие сигареты денег не хватает.
И он, который никогда раньше не поддался бы на такую явную провокацию, завел с ней совершенно идиотский разговор о том, что девушкам курить вредно, а потом все же услужливо поднес огонек зажигалки. За сценой его падения исподтишка наблюдали десятки любопытных девичьих глаз. Они поняли, что он не такой уж неприступный, как кажется.
На следующий день к его машине подскочила уже другая девушка, он даже имени ее не знал, а помнил про нее только то, что она говорила по-английски с ужасающим акцентом и вечно путалась в неправильных глаголах.
— Андрей Николаевич, Андрей Николаевич! Подождите, вы куда едете, не в центр? Подвезите меня, пожалуйста.
— Я еду на Полежаевскую.
— Ну все равно, ну, пожалуйста, я просто ненавижу метро, прокатите меня хоть немного! — тараторила девица, как будто она родом из глухой деревни, где легковые автомобили — большая редкость.
Сидя рядом с ней в машине и вдыхая удушливые пары сладких духов, он краем глаза рассматривал свою пассажирку. Невысокого роста, пухленькая, неестественно-яркая блондинка, крашеная. Волосы отросли и чернели возле неровного пробора, одета ярко и безвкусно.
Пока они ехали, она болтала без умолку. Звали ее Аней, и у нее были большие планы на будущее. Андрей мрачно слушал ее треп и только усмехался про себя.
Она не сказала ему о себе ничего нового. Как будто он сам все про нее знал. Ну да, она еще не стала валютной секретаршей, пока она только влезла в долги, чтобы заплатить за учебу. Она еще тешит себя мыслью, что ее возьмут в крутую фирму, и босс, высокий красавец с пейджером на боку, сразу обратит на нее внимание. А сейчас почему бы не завести легкий романчик с симпатичным и до сих пор неприступным преподавателем английского?
— Андрей Николаевич, а куда мы едем?
— А куда вам надо? — Андрей не рад был, что поддался минутной слабости и посадил эту балаболку к себе в машину.
— Ой, а давайте куда-нибудь сходим вместе. Я наглая, да? Но ведь вам не так уж много лет, и, если бы вы не были у нас преподавателем, мы могли быть просто знакомыми. Пойдемте туда, где нас никто не знает. Вы не волнуйтесь, я вас буду, как и раньше, Андреем Николаевичем называть.
Андрей молчал. Это придало Ане смелости.
— А может быть, поедем к вам, я слышала, у вас видак есть. Можно какой-нибудь фильм посмотреть. Я люблю комедии и боевики, а вы?
«О Господи! Только боевиков мне не хватало, — думал Андрей. — Но ведь ей, наверное, нужно совсем другое. Это такой шик — соблазнить преподавателя. Все подружки сразу завидовать начнут, а сколько разговоров будет!»
Андрей еще раз внимательно оглядел девушку. «А почему бы и нет?» — холодно спросил он себя.
— Хочешь ко мне? — прямо спросил он ее.
— Ага, — ее темные глаза загорелись.
2
В его квартиру Аня вошла робея, чуть ли не на цыпочках, но очень быстро освоилась. Андрей помог ей снять дешевое пальтишко и предложил тапочки. Машинально он отметил, что ее темные колготки порваны на одной пятке и зашиты на другой. Он вспомнил, что и у Нины были рваные колготки, и это его умиляло чуть ли не до слез, а сейчас он почувствовал глухое раздражение.
Эта девушка раздражала его все больше. Она бесцеремонно разгуливала по квартире, доставала книги с полок, бессмысленно листала их, а потом небрежно ставила не на место. Она перетрогала кучу безделушек, забралась в комнату Вадима, где застыла в изумлении перед огромной астрологической картой.
— Ой, что это?
Андрей объяснил как мог.
— Ой, как интересно! А ваш друг может мне погадать на гороскопе?
«Интересно, а можешь ли ты начать фразу не с «ой», а как-нибудь иначе?» — подумал Андрей, уже закипая от злости. Но странным образом эта злость была приятна ему. Если бы Аня вдруг исчезла из его квартиры, он остался бы разочарованным, словно она пробуждала в нем настоящие эмоции, те, которым давно пора было выплеснуться наружу.