Вот это и называется профессиональной деформацией.
На следующее утро он перезвонил своему старому другу, работавшему в «конторе» с незапамятных времен. Друга звали Максом, и был он одним из тех редчайших сотрудников, которые трудились не за страх, а за совесть. В последнее время многие разочаровались в своем деле, многие нашли себе кормушки побогаче, многие вообще уехали за границу. Макс же оставался верным себе и «конторе», объясняя это просто: «На коммунистов и капиталистов мне одинаково чихать с высокой башни. Но если кто-то здесь не будет работать на износ, то наш бардак вообще превратится в хаос».
Игорь полностью разделял убеждения друга и очень его ценил за то, что Макс являлся одним из небольших островков твердой земли в том болоте, которое образовалось вокруг. На него всегда можно было положиться: он делал, что просили, и не задавал лишних вопросов. Вот и теперь, внимательно и не перебивая выслушав Игоря, он рассмеялся:
— А ты, дружище, не можешь жить спокойно. Это же надо — ни имени, ни фамилии, а только лицо. Ну ладно, сделаем. Заходи, скажем, к семи. Не забыл, где я располагаюсь?
— Забудешь, как же, — буркнул Разумовский. — Так ты подбери мне те дела, по которым мы с тобой пересекались. Договорились?
— А у меня есть выбор? — уныло спросил Макс.
Невинная на первый взгляд просьба Игоря сулила ему целый день напряженной работы, но он знал, что по пустякам его беспокоить не станут.
Повесив трубку, Разумовский вызвал к себе Вадима.
— Как продвигаются дела с последним заказом?
— Глухо, шеф. Ребята крутятся как карусели, но нас уже начинают терзать смутные сомнения — а был ли мальчик? В смысле, седой господин. Ничто, кроме нескольких фотографий, не указывает на факт его существования.
— Так не бывает, — пожал плечами Игорь. — Человек не может раствориться в пространстве и не оставить после себя следов. Помнишь, как говорил великий учитель сыщиков Глеб Жеглов? «Даже в самом тайном деле всегда найдется человечек, который что-то видел, что-то слышал…» Выкладывай, какие идеи имеются.
— Неприятные, — вздохнул Вадим. — Выводы напрашиваются очень непрезентабельные. Либо нас намеренно ввели в заблуждение, хоть и ума не приложу, зачем выкидывать на ветер такие обалденные бабки. Либо этот мистер Икс работал в «конторе», или — бери выше, а нам от этого радости в жизни не прибавится.
— Полагаю, что ты абсолютно прав. И мне даже становится скучно оттого, что ты всегда и во всем прав.
— Так разузнай по своим каналам об этой «железной маске», — предложил Борцов. — Почему ты этого до сих пор не сделал?
— По очень простой причине. Если он и теперь является сотрудником, а им интересуются из противоположного лагеря, то о факте нашего участия в поисках тут же станет известно и нам прищемят хвост. Если же он УЖЕ не работает там и отыскать его не могут даже бывшие коллеги, то будь уверен, ничего, кроме подтверждения собственной прозорливости, мы не выясним. Ну скажут, что да, работал такой — и снова выкинут данные, которые лежат вот в этой папочке. А вот наш мистер Икс может и насторожиться — не удивлюсь, если он о «конторе» знает гораздо больше, чем «контора» о нем.
Ты думаешь, ребята к нам от хорошей жизни обратились? Наверняка они пытались и сами выполнить эту работу. А судя по их связям и средствам, возможности у них немалые. Ты, например, знаешь, что Константин Григорьевич и сам успел поработать в пресловутой организации? Я, конечно, не такой сообразительный, как некоторые, но справки навести не поленился…
Если же Икс всегда был сам по себе и всемогущее ведомство своими силами не в состоянии его обнаружить или не желает выносить сор из избы на всеобщее обозрение, то почему бы нам не поковыряться в их пироге и не поиметь на этом кругленькую сумму? Я иллюзий не питаю и уверен, что нам о-очень многого не договорили. Но если бы эта информация имела хоть какую-то практическую пользу, то она давно лежала бы на этом столе.
Что же до вполне естественного профессионального самолюбия — то я его потешу немного позже. Обещаю.
— Ты — Моцарт сыскного дела! — пропел Борцов. — Можно сказать, фон Рихтгоффен частных детективов! Помнишь, кто такой фон Рихтгоффен*? — подозрительно уточнил он.
