Я когда-то умел такие открывать… Считался лучшим… (берет консервный нож открывает банку)
Прищепа скручивает бутылке крышку, расставляет стаканчики в ряд, медленно и осторожно разливает. Наконец все порезано, все встают вокруг стола со стаканчиками.
КУЗЬМИН. Ну теперь я скажу… Хочешь, Николаевна обижайся, хочешь нет, но молчать не буду…
САФРЫГИНА (опасливо). Чево?
КУЗЬМИН. Люблю я тебя!
КИРИЧЕНКО. Ой, как хорошо!
ПРИЩЕПА. Я догадывался!
КУЗЬМИН. Люблю в смысле, не «файа-дизайа», а как совокупность… За это и хочу выпить…
Все чокаются и выпивают. Садятся и начинают есть, так проходит три минуты. Прищепа встает и снова разливает по стаканчикам.
ПРИЩЕПА. Я хочу выпить…
КУЗЬМИН (прерывая его). Я тоже…
Все чокаются и выпивают.
ПРИЩЕПА. А… хорошо-то как… Главное, много не надо, две рюмки махнул и кроет до утра…
КУЗЬМИН. А утром как вечером…
КИРИЧЕНКО. Ой, а я уже пьяная-я-я….
САФРЫГИНА (жует). А вы ешьте, ешьте…. а то щас под стол все попадаете… О! Я щас музыку поставлю, мне сынок подарил – тяжелый рэп с матом…
Достает из тумбочки кассету и ставит в магнитофон. Играет «Limp Bizkit». Все, кроме сидящей за столом Кириченко танцуют. Свет гаснет.
Все спят. Кириченко встает, подходит к графину, наливает воды в стакан и пьет. Потом садится на стул, положив руки на стол. Вытаскивает из волос деревянный гребень, берет со стола зажигалку и подпаливает его. Гребень нехотя загорается, Кириченко кладет его в пустую тарелку и некоторое время греет над ним руки.
КИРИЧЕНКО (задумчиво). Тихо-то как… Всегда было бы так тихо и помирать не надо… Вот так вот… Левушка, он ведь, что говорил? Все говорит, скоро кончится… Луна зеленеет, с нее мох на Землю сыпится… Дожили – никто никому в долг не дает, крыжовник кислый, все дети болеют… Раньше человека в лесу встретишь, то-то радости – все песни с ним перепоешь, в том месте на память ветку сломаешь… А сейчас – бойся…
Все против тебя… А особенно ночью… Поселки мертвые, в каждом по три брата живут, третий глухой и двумя правит, второй уйти и жениться хочет, да первый разрешенья не дает. На Егоров день хлеб пекут и на шоссе выносят, ежели хлеб тот, кто на машине переедет – висок левый у того седеет, а кто подберет – лысый будет как ликвидатор.
Озеро от дерева, гниющего темное, рыбы в нем древние, слепые… Грибы, что только в тумане расти могут… Левушка так и сказал, я говорит на себя все соберу… Неделю не ел, все на диване лежал, календарь старый рассматривал, гитару чинить взялся, да бросил… Потом мороженного попросил, да где его у нас купишь? Это же в город ехать надо… Я и поехала… А он умер… Как говорил, так и умер – все на себя собрал. Все, чем в деревне болели, врачи долго поверить не могли… Это говорят, невозможно… Против правил всех. Так русскому человеку умирать не годится… Русский человек своей смертью обществу утрату нести должен, а не подарок… Это в Индии, да в Китае если помирать собрался, то все радуются… А мне им сказать нечего, я то неученая… Это Лева у меня все понимал… Помню ему учебник по истории принесла, чтобы пока болеет от класса не отстал… Так там средняя история, скелет танцует – так люди смерть представляли… А Лева как увидел, так смеяться стал… Глупости, говорит. Смерть это девочки две, близнецы в школьной форме, ходят, за руки держатся… Как то вышла белье вешать, смотрю, а он на скамейке сидит, на земле щепкой классики нарисовал и смотрит на них смеется… В школу к ним компьютор новенький привезли, так директор потом рассказывал, что когда Левы-то не стало, в компьюторе целый день березы появлялись… Дом когда строют, по углам гвозди кладут, сначала их теленок лижет, а потом пеплом посыпают… так и люди, смерти боятся, а жить не хотят… (внезапно дует на гребень, тот гаснет) Прошу доступ в локальную сеть.
САФРЫГИНА (открывает глаза). Вам отказано. Вы нарушаете первое правило – «запрещается пользоваться сетью в ситуациях, не соответствующих критическим фазам».
КИРИЧЕНКО. Я настаиваю. Ситуация приравнивается к пятой критической фазе.
САФРЫГИНА. Ваша оценка неверна. Мы будем вынуждены поставить вопрос о вашей компетентности.
