Люди здесь говорят на коморском — грубо звучащем диалекте суахили, и часто на хорошем французском. Они не то чтобы откровенно недружелюбные, просто довольно сдержанные и их тяжело растормошить.
Для коморцев обувь имеет важное значение, даже самый последний нищий всегда во что то обут. Шлёпанцы ассоциируются с нижайшим социальным классом и закрытые кожаные туфли являются целью каждого уважающего себя коморца.
Медина, старинный арабский город, переплетение вызывающих клаустрофобию улочек, шириной не больше пяти футов, резные двери и дверные косяки, закрытые дворы, дети, выбегающие и пропадающие в тёмных проёмах, лица, наблюдающие за тобой из нависающих окон. В остальном город представляет собой хаос из пустотелых бетонных блоков и ржавого гофрированного железа. Дома выглядят полуразрушенными ещё до того, как их заканчивают строить.
Сельская местность, начиная километров с десяти удаления от города, выглядит лучше.
Крохотные белые деревушки разбросаны по крутым горным склонам, посёлки карабкаются по уступам большого вулкана. Более близкому взгляду открываются всё те же вездесущие бетонные блоки.
Капитан Джамала получил свою визу, других дел в Морони у нас не было. Говоря словами Марко Поло: «Так как о Коморах больше сказать нечего, перенесёмся на остров Мозамбик».
Да, есть такой остров, называется Мозамбик. Это был сначала арабский а потом португальский торговый город. Он лежит на плоском острове длинной в две мили, вместе с массивным фортом, пляжем для килевания, полным местных парусных лодок и длинным виадуком, связывающим его с Африканским материком. На лежащем от него в трёх с половиной милях острове Гоа стоит каменный маяк великолепной кладки с горизонтальными красными и белыми полосами. Он не работает, как и все маяки в этой зоне, и если вам доведётся увидеть бледный огонёк в направлении на маяк, это керосиновая лампа в хижине смотрителя. А если вдруг маяк, по какой то случайности, заработал, благоразумный моряк должен действовать очень осторожно — на Таматаве главный огонь сдвинулся во время циклона и зелёный сектор, обозначавший узкий южный проход, приведёт вас прямиком на рифы. Маяк на Гоа безобиден, иногда в нём устраивают дискотеки.
В городе Мозамбик говорят на двух языках, суахили и португальском. Здесь сейчас нет гавани, из за эрозии порт обмелел и большие суда не могут в него заходить. Большая часть перевозок осуществляется парусными лодками не имеющими мотора. По спокойной воде носятся как тараканы маленькие долблёные пироги без балансиров, распространённые на Мадагаскаре и Коморах. Автомобильное движение, какое бы оно не было на материке, заканчивается у виадука, на единственной заправке в городе, на которой, к тому же нет бензина.
По узким улицам города, засыпанным песком, передвигаются только пешеходы и случайные велосипедисты. В свои лучшие времена он мог составить конкуренцию любому торговому центру в Средиземноморье. Большие каменные дома напоминают о средневековой Италии или Португалии, и немного похожи на современную Сицилию, как отметил Джамала.
Остатки мостовых из обработанного булыжника говорят о прошлой роскоши. ЮНЕСКО хочет реставрировать остров Мозамбик, удачи им, но мне интересно, они приедут сначала посмотреть, степень разрухи нужно увидеть, чтобы поверить. Полы верхних этажей провалились, в парках совсем нет травы. Там совсем нет обычных продовольственных лавок и дешёвых точек общепита, которые встречаются во всех странах третьего мира.
Единственное «кафе» во всём городе, которое нам удалось отыскать, предлагало лишь чёрный кофе и простые булочки, ничего больше. К десяти часам утра они уже всё продали и стояли пустые. Рынок тоже очень бедный: ни фруктов, ни мяса или яиц, лишь немного грустных овощей, хороший хлеб и множество продавцов табака.
Наш обратный путь на Мадагаскар изобиловал поломками, в чём была полностью моя вина, и штилями, в которых я не виноват. Штиль, вкупе с морской болезнью и гонореей, составляют триумвират самых страшных врагов мореплавателя, думаю что штиль, худший из них. Ветер в Мозамбикском проливе подвержен влиянию муссонной системы, пассатов, депрессий, идущих от мыса Доброй Надежды и морских бризов с обоих сторон, и все эти факторы накладываются друг на друга. Солнце в зените и почти не даёт тени, от него некуда спрятаться. В каюте от жары начали плавиться свечи, стальная палуба раскалилась так, что по ней невозможно ходить. Питьевая вода приобрела дурной вкус и её осталось мало. В последних двух портах не было ничего из продовольствия и мы разнообразили нашу монотонную диету мечтами о великолепных блюдах итальянской пасты. Мы потели в штиль, дрейфовали с течением и не могли дождаться, когда придём на Мадагаскар, где жизнь стоит дёшево, еда отличная, женщины прекрасны и доступны, люди не агрессивны и не высокомерны. Я правил на Тулеар, на юге Мадагаскара, но непредсказуемая депрессия и северное противотечение отбросили нас обратно на север, к Морондава. Чёртов фал порвался в очередной раз.
