Богиня поглядела на него, тихо сказала одно слово, развернулась и пошла к берегу.
– Идиот.
Они лежали на пляже, усталые, не обращая внимания на прилипающий к их телам песок. Сюда мало кто приходил, поэтому тут было куда чище, чем на других пляжах Кремниевого Острова. Волны ритмично накатывали на берег, а звездное небо в просветах меж облаков медленно двигалось над ними. Кайцзун слушал звук дыхания Мими, тихого и медленного, будто доносящегося из глубин космоса.
Это совсем иное. Кайцзун вспомнил других девушек, с которыми он был знаком, – его одноклассниц, породистых и модных уроженок Восточного Побережья, идеально адаптированных к обществу. Нет, отличие было не только в демографии, это было нечто более глубокое, контраст, который он не мог описать словами, но совершенно отчетливо чувствовал. Душа. Мими часто употребляла это слово. Наверное, в этом и дело.
– Чем ты хочешь заняться в будущем? – спросил Кайцзун, глядя на звезды. Сказал так, будто задал этот вопрос и ей, и самому себе.
– Заработать достаточно денег, чтобы открыть магазин, у себя дома, чтобы родителям не надо было так тяжело работать.
– Я имел в виду… ты хочешь сделать это для себя?
Долгое молчание.
– Я не знаю… никогда об этом не думала.
Она снова умолкла, ненадолго.
– Я хочу отправиться куда-нибудь далеко, очень далеко, узнать много нового, как ты.
Она рассмеялась.
– Быть может, в следующей жизни, – с наигранной легкостью добавила она.
Кайцзун даже не знал, что ответить на это.
На протяжении долгой истории человечества существовали разные философские школы. Одной из основ философии, то и дело проявлявшейся среди людей, была идея следования скрытым законам вселенной, слепой веры в естественное равновесие, существующее в мире. Бог был добр ко всем Его детям, и Небеса отбирали от излишнего, восполняя недостающее[12]. Всем правит судьба. Сталкиваясь с несправедливостью реального мира, люди пытались найти иные свидетельства себе в утешение. Если Небеса наградили кого-то положением в обществе, богатством, красотой, талантом, здоровьем… значит, совершенно точно, что они взяли за это нечто иное в качестве платы. Если таковых свидетельств не находилось, то приходилось принять теорию перевоплощений, гласящую, что за несчетные времена каждый испытывал достаток и лишения, в результате соблюдая закон равновесия. Кайцзун отрицательно относился к теории о законе сохранения в отношении судеб, но, возможно, люди нуждались в такой теории не потому, что она истинна, а потому, что она давала им утешение в ограниченных условиях их жизней.
Его размышления прервало смеющееся лицо. Мими дернула его за руку, поднимая с песка, и они побежали, вместе, на другой конец тьмы.
Но ведь он местный!
Так говорили ей остальные девушки. Да, он уроженец Кремниевого Острова, но не такой, как другие. Пусть он иногда и выглядел глупо, он никогда не называл их «мусорными людьми»; его взгляд был добр и внимателен, и он никогда не боялся посмотреть кому-то в глаза; на людях он не плевался и не ругался; и, что самое странное, у него не было ни одного импланта, и он не пользовался дополненной реальностью. Кайцзун был похож на астронавта, только что вернувшегося на Землю из путешествия в несколько световых лет, вышедшего из стерильного спускаемого аппарата и очутившегося в аду и грязи.
Она привыкла к тому, что Кайцзун приходит к ней каждый день, ждала этого, другие девушки над ней посмеивались. Но их дружба становилась все крепче, и вместе с этим Мими чувствовала нарастающую в глубине души панику. Что, если он просто перестанет к ней приходить?
Она знала, чего она боится на самом деле. Она боялась того, что ее привлекает не человек по имени Чень Кайцзун, а его манера изящно одеваться, его идеальный Современный Мандарин, так странно звучащий для нее, его ученость – все то загадочное и экзотическое, что было воплощено в нем для нее. Она боялась, что все это создало в ее голове некую идеализированную иллюзию первой любви, повлекшую за собой нереальные мечты о том, что она для него – тоже особенная, уникальная и единственная, в той же мере.
