Ева демонстрировала необычные способности к обучению. Она даже научилась решать головоломку «ханойская башня», сама по себе, без подсказок. Стала звездой команды экспериментаторов, и с ней обращались особым образом, не так, как с остальными шимпанзе. У нее был свой отдельный вольер, неограниченное количество тропических фруктов ежедневно, а еще ее любимые корейские гульби, сушеная соленая рыба, желтый горбыль. Кто-то даже купил ей балетные тапочки, но вскоре руководство распорядилось прекратить эти глупости.
Выдвинули смелое предложение: ввести Еве лекарства, которые усилят работу ее синапсов и сделают сильнее ее разум. Никто особо не возражал, поскольку исследовательская группа и так уже потратила огромные деньги, но не добилась создания рабочего прототипа интерфейса мозг-машина.
Неожиданно все тестовые оценки «просветленной» Евы стали ухудшаться. Шимпанзе выглядела встревоженной, испуганной, подавленной. Записи камер наблюдения показывали, что, оказываясь в одиночестве, Ева пыталась двигать губами и носом, выдыхая воздух и пытаясь добиться вибрации мягких тканей. Исследователи пришли к выводу, что она пытается имитировать человеческую способность издавать сложные звуки путем модуляции потока воздуха, выходящего из легких. Она пыталась научиться говорить подобно людям.
Конечно же, Ева потерпела неудачу. Миллионы лет эволюции нельзя пройти за один день.
Экспериментаторы сделали для нее специальную сенсорную панель и при помощи электрической стимуляции научили ее нескольким простым приемам обращения с системой распознавания образов: «банан», «человек», «радость», «испуг», «еда» и так далее. Но они столкнулись с большими трудностями, когда попытались научить Еву отличать себя от остальных шимпанзе. Похоже, Ева просто не отделяла себя от остальных особей ее вида. Лингвисты пытались учить ее концепции личности, но она реагировала на это злобой, завываниями и страхом, который выражала, закрывая глаза руками.
И наконец Ева смогла высказать свое желание, использовав длинную, длинную фразу. Ее темные глаза, подобные агатам, были наполнены печалью, она сжимала мягкие губы и гладила себя по животу. Еве было одиноко. Еве хотелось вернуться к остальным шимпанзе, пусть она уже и не была прежней Евой.
Экспериментаторы устроили Еве большой прощальный праздник. Они одели Еву в сшитое на нее вечернее платье, подарили ей пирог, научили ее, как задувать свечи, и вообще обращались с ней, как с настоящим человеческим существом. Затем ей помогли снять платье и отвели в большой вольер, где находились остальные шимпанзе.
Люди не смогли понять, что скрывалось во взглядах остальных шимпанзе в тот момент. Они ждали снаружи вольера, ожидая увидеть теплую сцену воссоединения, как в «мыльной опере». Глупые шовинисты рода человеческого.
Практически одновременно все шимпанзе, сидевшие по углам вольера, бросились на Еву, словно обезумев. И начали рвать ее клыками, завывая. Их глаза были наполнены злобой и гневом, так, будто перед ними оказалась чуждая им душа, затаившаяся в теле шимпанзе и пытающаяся обмануть их, подобно опытному шарлатану. Но они были готовы раскрыть всю правду о ней.
Остолбеневшие экспериментаторы наконец преодолели шок, схватили шокеры и дротики с транквилизаторами и успокоили вышедших из-под контроля шимпанзе, правда, с большим трудом. От Евы остался лишь изуродованный труп. Печальные глаза Евы, залитые кровью, безжизненно смотрели в потолок, а на ее лице было полнейшее изумление. Протезированная часть ее черепа была отломана, и стал виден ее розоватый мозг, уже наполовину съеденный.
Протез лежал рядом с ее телом, подобно изысканной чаше с молочно-белым мозговым веществом внизу, немое свидетельство очередной ошибки человеческой цивилизации.
Его запечатали и положили в холодильник в качестве вещественного доказательства. Серийный номер SBT-VBPII32503439.
Кайцзун не мог удержаться от того, чтобы искать различия в том, как видят мир два его глаза.
Поочередно прикрывая рукой то один, то другой глаз, он медленно оглядывал комнату. Мягко светились чистейшие белые простыни на кровати; на бежевой стене рядом с бежевой занавеской можно было разглядеть тонкие оттенки цвета и фактуру; стол и стулья из композитного пластика стояли в четком согласии с законами перспективы; даже самые маленькие предметы на столе отбрасывали расплывчатые тени, обрисовывая форму и положение предмета в пространстве неотличимым от нормального зрения образом. Если он и мог на что-то пожаловаться, так это на то, что, если он слишком резко переводил взгляд правого глаза с одной стороны в другую, предметы продолжали оставаться неестественно отчетливыми, а не слегка расплывались, как он привык.
