«Будешь печенье, у меня с ужина?..»
«Да. А она умерла?»
«Кто?»
«Вампира».
«Ну да. Он же ее по левому плечу».
«Жалко», – жую печенье.
«Кого? Вампиру?»
«Не. Что все так кончилось».
«Ты что, это еще не конец».
«Она что, только притворилась?» – перестаю жевать.
«Нет. Она точно умерла. Только крикнула: “О-о, майн гот!” И на пол. Слуга их на тележку, ее и дочку, и на кладбище. Могилки рядом выкопал. Дочке крест поставил, а вампире просто холмик и буквы такие: “Собаке – собачья смерть!”».
«И один в королевстве остался?»
«Ну да, а ты что думала? Ходит по королевству, а кругом только могилы, скелетики разные…»
«Лёнь, а ты трусики себе сейчас зачем снял?»
«А ты что, подглядываешь?.. Ничего не снял! Вот… потрогай».
«Нет-нет, я не подглядываю… Ну что там слуга сделал?»
«Слуга? Ну вот, ходил, ходил. Туда пойдет, сюда. Одна только радость – на кладбище прийти и цветочки положить».
«Розы, да? Белые?»
«А из могилы принцессы, она же рядом, все время ноготь рос. Огромный! Хотел его спилить, два дня пилил-пилил, а ноготь только сильней. И вот он как-то пришел с цветами и поскользнулся. И на ноготь напоролся. “А!.. A!”».
Лёник бросается на спинку кровати, дергается и скатывается на пол.
«И повис на ногте, и умер. А из-под земли такой хохот: ха, ха, ха!»
Лежим, молчим.
По стеклам течет дождь.
Снова начинаем говорить, только шепотом.
«Я же сказала, что она живая, притворилась».
«Нет, она была мертвая. Просто… у нее такая психология».
«И это конец уже?»
«Да».
«Лёнь… А если я сама умру, ты меня…»
В коридоре слышны голоса родителей.
Лёнька убегает на свою кровать.
* * *
Через двадцать лет Лёник исчезнет. В Москве, а может, и не в Москве. Розыск ничего не даст. Последние данные из наркодиспансера. Мама подает на его имя за здравие. Говорит, видела его во сне, шестилетнего, он куда-то ехал на своем велосипеде.
Взяла на втором видеозапись дня рождения. Поставила, пока собираемся.
Виды Бултыхов.
Озеро.
Храм воздуха.
Главный корпус. «Пусть бегут неуклюже». Зимний сад. Стол, пластмассовые стулья. Просила нормальные, деревянные, деревянных нет. Крупным планом салаты. Оливье, винегрет, тертая морковь с сыром под майонезом.
Я проматываю вперед: забегает, дергаясь, мама в своем платье, за ней папа, начинают приплясывать вокруг стола. Я стою во главе стола, лыблюсь и подскакиваю. Врывается Лёник с букетом белых роз, размахивает им.
– Ну, сделай уж нормально, – проходит за спиной мама.
Хорошо. Нажимаю. Семейка сразу перестает дергаться и чинно рассаживается за столом. «А тебе салатика?» – «Нет, мне рыбки». – «Ну, скажи, Станиславыч». Папа поправляет галстук.
– Ой, гримасничает как… Актер!
– Мам, если не нравится… Я вообще хотела это промотать.
– Мне тогда еще говорили, – возится с сумкой, – что он вылитый Андрей Миронов.
– А что плохого? Хороший актер.
– Ну да, хороший. Только легкомысленный.
Папочка на экране уже договорил тост. Поднимает рюмку: «Ну, за нашу Леночку! За нашу Елену Прекрасную!»
Вещи собраны.
До отъезда еще пара часов. Заглядываю к Ольге Ивановне, директору. Она у себя, на первом. Благодарю ее, все было замечательно.
– Ну, я рада. Приезжайте еще. Так, чтобы… отдохнуть. В сауну сходить, массажик. Ко Дню города мы тренажерный зал открываем.
– Мы и так прекрасно отдохнули.
– Да-а.
И улыбочка под Мону Лизу. Это она насчет Генки лыбится. Плевать, мы и не скрывались.
– А вообще, – поднимается из-за стола, – у нас большие планы, я даже хотела с вами немного посоветоваться… Да вы насчет выезда не волнуйтесь, можете хоть до вечера.
Черные колготки и светлые туфли. Бр-р.
– За семь часов доедете, если дорога нормальная. Хоть пообедайте на дорожку, я скажу, вам раньше накроют… Да что вы, это подарок от фирмы. Только пять минуток, дело одно…
Вернулась, наши уже на чемоданах, день рождения смотрят. Лёник дымит на балкончике.
– Ну что, Ленуся, – папа поднимается, – боевая готовность номер один? Айн, цвай, полицай?
– Нам еще обед накроют в час. Мам, да ты сиди!
– А что «сиди»? Зачем за обед еще платить? Я чего бутерброды старалась, как дура?
– Обед бесплатный. А бутерброды не пропадут.
– Правильно, – говорит папа. – Я бы сейчас парочку. А, мать?
