Выбраться из зарослей кустарников было нелегко, и Виктор выбранил себя за тягу к приключениям. Хорошо еще, тут нет жандармов, и никто не может обвинить его в нарушении неприкосновенности частного владения.
— Я считаю, надо прекратить поиски этого… как его, Бренголо, — сказал он напарнику. — В конце концов, даже полиция не может определить, было это самоубийство или убийство… Я слишком увлекся интригующей версией, согласно которой Александрину Пийот убили из-за коробочки, в которой она хранила миниатюрную книжку….
— А мне кажется, это весьма правдоподобно.
— Всего лишь гипотеза. Возможно, старьевщица кому-то продала или подарила книжечку. И повесилась по каким-то одной ей известным причинам.
— Вчера вы были более решительно настроены. Что это с вами, я вас не узнаю — делаете шаг вперед, и тут же пятитесь назад!
Они дошли уже до проспекта Италии. У лавки фермера какой-то бродяжка напевал дрожащим голосом:
— «Моя голубка, она упорхнула!»
Жозеф охотно подхватил бы припев, но Виктор уже тянул его за руку к стоянке фиакров, где, несмотря на дождливую погоду, дворник поливал мостовую.
— Угомонитесь, вам сегодня еще предстоит работать в лавке.
Жозеф притих, но подумал про себя: «Если он воображает, что я отступлюсь, то ошибается! Я все равно разгадаю эту шараду! Не зря мама утверждает, что я упрям, как осел!»
Эфросинья напевала, накрывая на стол:
Нету лучше котлет, чем на рю д’Арбалет,
Хочешь нежное жиго
[78] — дуй на рю де Тюрбиго…
Мадам Пиньо и не подозревала, что автором слов был Жюль Жуи.[79] Она думала только о том, что невестка опять вынудила ее готовить морской язык под соусом, тогда как она предпочла бы говяжью вырезку с капустой.
В дверь позвонили. Пришла Мишлен Баллю, растрепанная, в шали наизнанку.
— Что случилось? У вас неприятности?
Консьержка кивнула:
— Только вам могу рассказать. Я вам помешала?
— Нет-нет, ничего страшного. Жозеф еще не вернулся, ужин я приготовила, так что мы можем спокойно посидеть на кухне и поболтать.
— Как же я устала! Еще немного, и заработаю язву.
— А меня мучают мозоли, надо купить пластырь, говорят, это лучшее средство.
Мишлен Баллю уселась и тут же разразилась рыданиями.
— Ну-ну, успокойтесь, расскажите, что случилось? Вам не дают отпуск? Давайте-ка я вам чего-нибудь налью. Как насчет испанского вина? Мигом согреетесь, и вам полегчает.
— Ой нет, спасибо, здесь и без того жарко… — отказалась мадам Баллю. — Дело в том, что мой кузен…
— Альфонс?
— Слава богу, у меня только один кузен. Так вот, сегодня утром… — Она всхлипнула. Эфросинья налила себе полный стакан малаги и тоже уселась.
— Ох, уж этот ваш Альфонс!
Мишлен Баллю взяла себя в руки.
— Сегодня утром ко мне приходили из военного министерства и задавали кучу вопросов: давно ли я видела Альфонса, знаю ли я, куда он переехал, говорил ли о своих планах… После смерти Онезима он мой единственный родственник, но вот уже неделю как и носа не кажет на службу! То есть выходит, что мой Альфонс — дезертир!
— Он наверняка с этой своей подружкой. Вот уж она взяла над ним власть! Когда мужчинам приспичит, они становятся хуже гиен! Точно вам говорю — во всем виновата женщина, он просто потерял голову.
Айрис, ведя за руку Дафнэ, которая скакала, размахивая бубном, пришла узнать, когда будет готов ужин.
— Думаю, мы дождемся Жозефа, но ребенка можно уже покормить, — ответила Эфросинья. — Кушай, радость моя, и отправляйся смотреть интересные сны!
Дафнэ вопросительно взглянула на нее:
— Закрыть глазки и смотреть?
— Ну разве не умница! Она у нас сообразительная, как все Курлак и Пиньо, — восхитилась Эфросинья.
— Вы поужинаете с нами, мадам Баллю? — предложила Айрис, усаживая дочь на колени.
— Ах нет, спасибо, вдруг он даст о себе знать… Я ведь ушла, даже не предупредив Лулу, на меня это совсем не похоже!
— Иисус-Мария-Иосиф! — вздохнула Эфросинья, подливая себе вина.
— Вы о ком говорите?
— О кузене мадам Баллю, который работает в военном министерстве. Он пропал.
— Я уверена, этому найдется объяснение, и он рано или поздно объявится, — сказала Айрис.
— Вашими бы устами… Я просила мсье Легри о помощи, но мне кажется, он не воспринял это всерьез. А вы говорили с Жозефом? — повернулась к Эфросинье мадам Баллю.
