Однажды Хакуин путешествовал в обществе двух других буддийских монахов. Один из них, сославшись на болезнь и усталость, попросил Хакуин а нести его вещи.
Молодой Хакуин с готовностью согласился, еще глубже погрузившись в созерцание пустоты и освободив тем самым свое сознание от лишнего груза.
Видя, как Хакуин молод и усерден, другой монах тоже решил освободить свои плечи от тяжести ноши. Прикинувшись, как и первый, больным, он попросил Хакуина понести и его вещи.
Преисполненный буддийского сострадания Хакуин взял третью сумку и продолжил путь, еще сильнее отдавшись пустоте.
В конце концов монахи добрались до того места, откуда продолжить путешествие можно было только по воде, и на ближайшей переправе они взяли лодку. Хакуин, совершенно утомленный, свернулся калачиком и глубоко заснул.
Проснувшись, Хакуин никак не мог сориентироваться. Оказывается, они только что пристали к берегу, но молодой монах совершенно ничего не помнил о поездке.
Почувствовав неприятный запах, он огляделся и увидел, что лица у всех вокруг были зеленого цвета, а их одежды - залиты рвотой. И что все как-то странно смотрели на него.
Выяснилось, что во время пути лодку настиг шторм; ее бросало по волнам туда и сюда так, что никого, даже лодочника, не миновала морская болезнь.
И только молодой Дзэнский монах Хакуин, утомившись тяжестью вещей своих спутников, проспал всю бурю и совершенно ничего не почувствовал.
Так, рассказывал наставник Хакуин, он впервые на собственном опыте постиг справедливость принципа: спрятанная добродетель вознаграждается явно.
Самурай, служивший одному из местных даймё, пришел на беседу к дзэнскому наставнику Хакуину.
"Что ты сделал?" - спросил наставник самурая.
"Я всегда с любовью внимал учению Будды. Но из-за этого меня поразила болезнь", - ответил самурай.
"И что же это за болезнь?" - вновь спросил Хакуин.
"Сперва я повстречал дзэнского наставника и постигал принцип сущности сознания. Потом я познакомился с учителем школы Сингон и изучал сутры, предназначенные для избранных. Однако учения двух школ пробудили во мне сомнения и замешательство, а когда я представил себе первый знак азбуки, в сознании моем внезапно возникли образы адских миров. Когда я попытался остановить их, опираясь на принцип сущности сознания, два видения столкнулись и сознание мое утратило ясность. Когда я сплю, меня преследуют кошмары, а когда я просыпаюсь, не могу вырваться из порочного круга умозаключений".
Хакуин щелкнул языком и сказал: "А знаешь ли ты, что именно так боится ада?"
"Образ пустоты? Я поймал эту болезнь".
Хакуин обрушился на самурая с криком: "Ты, ничтожный мошенник! Самурай сохраняет верность своему господину и не боится ни воды, ни огня, он без тени сомнения и не моргнув глазом подставляет тело под копья и мечи. Как ты можешь бояться вида пустоты? Немедленно отправляйся в каждый из адских миров и проверь-ка, что это такое?"
"Как может наставник заставлять людей впадать во зло?" - пожаловался самурай.
Хакуин рассмеялся и сказал: "Адских миров, в которые попадаю я, - восемьдесят четыре тысячи. Взгляни-ка - нет ни одного, в котором бы я ни оказался!"
Уловив, наконец, что хочет сказать наставник, самурай преисполнился радости.
Один из самых влиятельных даймё западной Японии отправился с визитом к дзэнскому наставнику Хакуину, намереваясь попросить у него совета. Случилось так, что в это же самое время крестьянин из близлежащей деревни принес наставнику несколько лепешек из проса. Хакуин принял лепешки и предложил их даймё.
Привыкший к изысканной пище, даймё никогда прежде не ел проса. Он никакие мог заставить себя отведать грубой пищи, испеченной деревенской женщиной.
Увидев это, Хакуин укорил даймё: "Заставьте себя съесть их; вы познаете нищету простых людей. Мое учение - не что иное, как это".
В Японии потребление товаров регламентировалось четко установленными правилами и зависело от принадлежности человека к тому или иному сословию. В области, где проповедовал Дзэнский наставник Хакуин, жил один богатый торговец, придерживавшийся традиционных устоев, домашний устав которого запрещал слугам носить с собой зонтики. Следствием такого запрета стало, однако, лишь то. что слуги хранили зонтики в домах своих друзей и брали их, когда это было необходимо.
