Когда Хейз только сел в поезд, проводник — плотный мужчина с крупной желтоватой лысиной — стоял меж двух вагонов. Хейз остановился, и проводник взглядом указал ему на место в вагоне, куда следовало сесть. Хейз не шевельнулся, и негр раздраженно пояснил:
— Налево, налево.
Лишь тогда Хейз послушно проследовал в указанном направлении.
— М-да, — произнесла миссис Хичкок, — в гостях хорошо, а дома лучше.
Хейз посмотрел на плоское румяное лицо под шапкой рыжих волос. Женщина села в поезд две станции назад. Хейз ее прежде ни разу не встречал.
— Мне надо поговорить с проводником, — сказал он, встал и направился по проходу к проводнику, который в это время начал готовить спальные места. Остановившись рядом, молодой человек облокотился на ручку сиденья. Проводник, не обращая на него внимания, продолжал расправлять ширму.
— Долго ты готовишь одно купе?
— Семь минут, — не глядя на Хейза, ответил негр.
Присев на подлокотник, Хейз сказал:
— Я из Истрода.
— Ошиблись поездом. Вам на другую линию надо.
— Еду в город. Я лишь имел в виду, что родился в Истроде.
Проводник не ответил.
— Истрод, — громче повторил Хейз.
Задернув ширму, проводник произнес:
— Спальное место приготовить? Или что вам еще надо?
— Истрод, это рядом с Мелси.
Проводник опустил спальную полку с одной стороны.
— Я из Чикаго. — Опустив вторую полку, он нагнулся, и на шее у него проступили три мясистые складки.
— Ну да, заметно, — насмешливо ответил Хейз.
— Вы ноги в проход выставили. Кто-нибудь о них споткнется, — заметил проводник, резко разворачиваясь и проходя мимо.
Подскочив, Хейз выгнулся, будто подвешенный к потолку за веревочку.
Проводник двинулся в другой конец вагона, прекрасно удерживая на ходу равновесие. Хейз узнал его — черномазого по имени Паррум, из Истрода. Вернувшись к себе на место, Хейз ссутулился и поставил одну ногу на трубу, проходящую вдоль стенки, под окном. Разум его наполнился воспоминаниями об Истроде, постепенно перекинувшимися на внешний мир, заполнившими пространство вокруг поезда и дальше, над пустыми, погружающимися в сумерки полями. Хейз заметил два дома, и дорогу цвета ржавчины, и негритянские лачужки, и сарай, и стойло, на стене которого трепетал клочок красно-белого плаката с рекламой банковских услуг.
— Так вы домой едете? — спросила миссис Хичкок.
Кисло взглянув на нее, Хейз стиснул в пальцах поля шляпы.
— Нет, не домой, — ответил он с резким гнусавым теннессийским акцентом.
Миссис Хичкок поведала, дескать, и она — не домой. А еще — что она до замужества носила фамилию Уэзермэн и что сейчас направляется во Флориду к замужней дочери Саре Люсиль. И что прежде на столь длинную поездку времени никак не хватало: слишком быстро происходят события, сменяя друг друга, и жизнь летит с такой скоростью… Не поймешь, молод ты или стар.
Спроси миссис Хичкок — и Хейз ответил бы: да, мол, она старая. Через некоторое время юноша попросту перестал ее слушать. В проходе вновь появился проводник — прошел мимо и даже не взглянул на Хейза.
Миссис Хичкок успела забыть, о чем говорила.
— Похоже, вы и сами к кому-то в гости едете?
— Мне надо в Толкингем, — сказал Хейз, ерзая на сиденье и отворачиваясь к окну. — Никого там не знаю, но хочу провернуть одно дельце. Никогда прежде такого не делал.
Искоса глянув на миссис Хичкок, Хейз криво улыбнулся.
Миссис Хичкок сказала, что знает в Толкингеме некоего Альберта Спаркса, зятя ее свояченицы, который…
— Толкингем — не мой дом, — перебил ее Хейз. — Я просто еду туда, вот и все.
Миссис Хичкок заговорила было снова, и Хейз опять перебил ее:
— Вон тот проводник — мой земляк. Хотя говорит, что родился в Чикаго.
Миссис Хичкок заявила, будто бы знает одного человека из Чи…
— Смотрю, вам все равно, куда ехать.
Миссис Хичкок заметила, что время взаправду летит неуловимо. Она пять лет не видела племянников и вряд ли признает их, увидев сейчас. Всего племянников, детей сестры, у нее трое: Рой, Буббер и Джон Уэсли. Джону Уэсли шесть лет, и он написал письмо «дорогой отушке». «Отушка», так ее, тетушку, зовут племянники; ее муж для них — ядушка (то есть дядюшка).
— Думаете, вы спасены? — спросил Хейз.
