Разве там аисты не стояли так же на одной ноге, похожие в своих черных фраках на глубокомысленных профессоров? Ну, конечно, шмеркенштейновские аисты выглядели точно так же, как тут, в Пятидубье…
«Кто знает, быть может, как-раз эти аисты прилетели из моей родины?» — подумал Муц.
Он охотно подплыл бы к ним поближе, но побоялся, чтобы с ним не случился какой-нибудь грех. Поэтому он повернул обратно и, посадив четверых малышей себе на спину, стал играть с ними в «спасание утопающих». Затем он вытащил всех четверых на берег, стал кружиться по солнечному лугу и вытворял с Буцом такие штуки, что все покатывались со смеху.
Но, как уже было сказано, когда шмеркенштейновский мальчик начинает резвиться, он не знает, где кончается шутка и где начинается озорство, — что вскоре и оправдалось на Муце. Кувыркаясь, он столкнул одного празднично-разодетого юношу в пруд и вытащил его оттуда в самом плачевном виде, — это еще вызвало смех. Но, когда он погнался за пестрым мотыльком и поймал его, все набросились на великана, стали его щипать, колоть и толкать, пока он не разжал кулака. А глаза Буца светились из-под шляпы предостерегающе, очень предостерегающе…
Муц спохватился и твердо решил держать себя безукоризненно на концерте птиц. Этот концерт птиц был ежегодно главным развлечением в День Освобождения. Он должен был состояться после обеда в роще у пруда.
За праздничным обедом на площади Пятидубья, во время которого Муц уничтожил огромное количество пищи, за столом только и шел разговор.
— Скоро начнется птичий концерт! Ах, птичий концерт!
И, выйдя из-за стола, все тотчас же направились к роще. Мужчины, женщины и дети летели туда длинными вереницами или маленькими группами прогуливались поблизости.
— Положись на меня, я буду держаться молодцом, — уверял Муц предостерегавшего его Буца. Он усадил Буца к себе на плечо и присоединился к толпе, во главе которой шагали шесть потешных малых; с их бархатных беретов свисали длинные перья, а за плечами висели маленькие лютни. Когда толпа добралась до тенистой дорожки леса, все шестеро схватились за инструменты, ударили по струнам марш и затянули героические песни.
Здесь Муц услыхал много песен: песню про храбрых предков, которые некогда спустились из Бурных гор в равнину, очистили страну от хищных зверей и основали Страну Чудес; песнь о жадных фраках, которые обманывали народ и постепенно забрали себе все богатства; песнь о вожде блуз Тяжкой-Нужде, который неустанно призывал блуз к борьбе с фраками и за это томился в тюрьме, пока фраки не были изгнаны; песнь о героях, павших в борьбе с околдованными лилипутами; песнь о пяти храбрецах, освободивших страну от Волчьей-Пасти; о Буйной-Голове, который создал такие замечательные песни, что они навсегда запечатлелись в памяти народа; о Настойчивом, который заперся в своем домике и не выходил из него до тех пор, пока не изобрел тех чудесных крыльев, при помощи которых жители стали летать; о Бесстрашном, который первым пытался перелететь через Бурные горы и разбился, потому что ветер сломал легкие крылья; о старом Всезнае, который научил народ птичьему языку и выдумал неломающиеся крылья.
Эти песни были так прекрасны и дышали такой отвагой, что Муц шел, позабыв обо всем. Он не заметил, как Буц спустился на землю и замаршировал в ногу с певцами, не видел ни коз, ни лис, ни барсуков, которые выскочили из чащи и в почтительном отдалении следовали за толпой…
И только, когда певцы в последний раз с силой ударили по струнам и пение смолкло, Муц очнулся. В ушах еще звучали только что слышанные имена героев, как вдруг перед его глазами открылось необыкновенное зрелище, оторвавшее его от этих мыслей. Он очутился вместе с толпой певцов на круглой лужайке, окруженной вековыми дубами, буками и кленами и осененной тенью исполинского дуба. Эта лужайка была сверху донизу густо усеяна красными, синими, желтыми, коричневыми и белыми птицами, а вокруг исполинского дуба расположились сотни слушателей в ярких праздничных одеждах. Со всех сторон сюда шли и летели все новые и новые толпы и все новые стаи птиц с щебетанием опускались на ветки. Стоял такой шум, как бывает у нас осенью, когда стаи перелетных птиц обсуждают предстоящий перелет.
