— За твое здоровье!
Муц остановился, оглянулся и увидел в придорожной канаве шесть оборванных лилипутов.
У них были блуждающие глазки и противные красные носы. Они лежали на траве с широко раскрытыми ртами. Каждый обнимал обеими руками по бутылке такой величины, что они еле удерживали ее в руках.
— Где тут кондитерская, из которой несет пряником? — крикнул в канаву Муц.
— Зам-мок Вес-сел-лья!.. Зам-мок Вес-селья, — пролепетали пьяницы и повернулись, вместе со своими бутылками, на другую сторону.
Один из них вскарабкался наверх, притащился с бутылкой к Муцу, протянул ее и ухмыльнулся:
— На, попробуй утешительной влаги! — Он зашатался у ног Муца и, видимо, ничего не соображая, продолжал:
— Выпей!.. И ты ничего не увидишь, ничего не услышишь, перестанешь чувствовать запах пряника! Ну… за твое здоровье!
Он выпил, протянул полную бутылку наклонившемуся над ним Муцу и стал просить:
— Дай нам мелочи… и он кувыркнулся обратно в канаву, где улегся рядом с другими.
Но Муц не стал пить. Сахарный северный ветерок увлекал его нос во все стороны, ноги шли, повинуясь носу, руки закупорили бутылку, незаметно для него самого сунули ее в карман. Все заманчивее становился сахарный аромат, все более жадно разгорались глаза у Муца, все быстрее шли ноги.
Так он дошел до фабричного поселка. Это было унылое, мрачное место. Уже издали Муц увидел закоптелые трубы трех заводов величиной каждый с мебельный фургон. Дым этих заводов, на расстоянии брошенного камня, стлался по небу далеко за рядами деревянных домиков, которые стояли вдоль всей улицы и были не на много выше Муца.
Все три завода принадлежали семье толстосума Сыр-в-Масле, машины грохотали для семьи Сыр-в-Масле, за станками работали для Сыра-в-Масле те самые лилипуты, которые так недавно осаждали палатку Муца, а в домиках жены лилипутов ткали пестрые ткани для больших магазинов, которыми владел Сыр-в-Масле в столице. Перед домиками фабричного поселка толпились играющие дети лилипутов. Они разбежались при появлении Муца с криком:
— Великан! Великан!
На улицы вышли женщины и девушки в ярких платьях, передниках и платочках. То были ткачихи, выбежавшие из хижин; они столпились, преградили Муцу дорогу и стали жаловаться:
— Ты съел все, что у нас было! — вопила одна.
— Ты умеешь творить чудеса только с едой? — вторила ей другая.
— Он всемогущ, он может прогнать короля и его кавалерию — и не избавляет нас от пряничных замков! — говорила третья.
— Спаси моего сына из тюрьмы. Он не откусил ни крошки от замка Без-Заботы, а только лизнул его! — причитывала четвертая.
— А мой муж…
Больше ей не удалось ничего сказать. Пряничный ветер повеял так сильно, что все женщины и девушки заткнули передниками носы и разбежались по домам с криками:
— Замок Веселья! Замок Веселья! Разрази громом замки!
Ах, как Муц бросился вперед, следом за своим носом! Ах, как потянуло его к лакомствам!
— За мной, за мной! — манил ветерок, и Муц проворно бежал, влекомый лакомым запахом.
В низеньких хижинах женщины и девушки снова стояли за веретенами и пели печальную песенку:
Богатый бедному — не брат.
Трудись и голодай!
Для лилипутов жизнь — ад,
Для толстосумов — рай!
Неужели все эти рассказы про марципан — правда? — подумал он, но не смог над этим серьезно поразмыслить, так как пряничный ветер подул еще более сладким и лакомым ароматом и увлек Муца на север с такой быстротой, что вскоре фабричный поселок остался далеко позади него. Он внимательно осмотрелся вокруг, но не видел никаких пряничных замков. Справа от него тянулась темная кайма Беличьего бора, а слева — поля, нивы, луга. Вдруг он увидел лилипута, который лежал в тени дерева — и, как-будто, дремал. Сапоги доходили ему до колен, синий передничек покрывал его тощее тело. То был крестьянин.
Муц растолкал спящего, Тот широко раскрыл глаза, встал, покачнулся, протер глаза, видимо, ничего не сознавая, оперся о дерево и пробормотал, как во сне. — Ветер дует сильно, а лилипут не наелся как следует. Он приближается к замку Веселья и — трах! Пряник валит его с ног! Разрази громом замки!
Лилипут замолк, зажал нос, ткнул на север указательным пальцем и прошептал: