Рашель немного припозднилась. Она отказалась от предложенного ей сопровождения жившего в семье хозяев племянника хозяйки и храбро вышла во тьму из задней двери паба.
Ей и в голову не пришло, будто кто-то идет за ней по пятам, пока чья-то рука не заткнула ей рот, а другие руки не связали ее. Рашель даже не успела закричать и позвать на помощь…
Подсознательно она понимала, что происходившее каким-то образом связано с Тимом, но ведь он мертв… Рашель содрогнулась всем телом и, так как кельтские и цыганские предки не позволяли ей сдаться, попыталась отбиться от своих похитителей. Не тут-то было. Зажав с двух сторон, они привели ее к арендованной машине, которую припарковали на другом конце улицы, и втолкнули внутрь. Рядом с ней сел Алекс, чтобы в случае какой-нибудь неожиданности не дать сбежать.
Ричард взял направление на дом Тима, но ехал к нему долгим, кружным путем, следуя наставлениям Симона.
Перепуганная Рашель не лишилась чувств и способности соображать. Она понимала, что ее похитили не просто так, а для какой-то цели, и цель эта непонятным для нее образом связана с Тимом. Неужели мертвые могут достать живых и из могилы? Она вспомнила о своей бабушке и стала думать о ней. Потом принялась вспоминать заговоры от всякого зла, которым ее тоже учила бабушка.
По дороге Рашель не ощущала присутствие зла, однако зло явно ждало ее впереди.
Машина остановилась. Сильные мужские руки вытащили ее и понесли вверх по лестнице.
Симон видел, как они подъехали. Он молча открыл дверь и показал на приготовленную кровать, которая, кстати, принадлежала не ему, а Майлсу, проследил, как Ричард и Алекс укладывают на нее Рашель, после чего махнул им рукой, чтобы они уходили, и торопливо запер дверь. На нем был только халат, и все его тело пылало в предвкушении наказания, придуманного им для женщины, которая была виновата в смерти единственного любимого им человека. Мертвый Тим был ему бесполезен. Да, он жаждал живого Тима. Он смотрел на Рашель сверху вниз, словно сверля ее ледяным взглядом, и, в конце концов, обнажил зубы в зверином оскале.
Рашель сразу поняла, что он не собирается ее убивать. Однако то, что он собирался сделать с ней, было хуже смерти, намного хуже. Рашель вспомнила свою мать и в отчаянии подумала, что, может быть, в женщинах ее рода заложено нечто, притягивающее самых порочных из мужчин.
— Испугалась, сучка? Страшно?.. Правильно… Так оно и должно быть. Знаешь, почему ты здесь?
Рашель покачала головой, всем своим существом ощущая его желание поговорить и моля всех святых, чтобы совершилось чудо и он отпустил ее.
— Ты здесь, чтобы понести наказание за смерть человека. Это ты, грязная сука, убила его. Ты… его околдовала…
Тим! Он говорит о Тиме! Наверняка о нем.
— Он хотел принести тебя в жертву дьяволу. Ты знаешь об этом?
От неожиданности у Рашель похолодело в груди, а Симон рассмеялся.
— Он думал, что сможет вызвать Люцифера, если принесет ему в жертву девственницу…
Часовня в Марчингтоне, ощущение зла, ярость Тима, когда приехал его дед… Теперь Рашель поняла все до конца. Мужчина, стоявший над ней, был любовником Тима. Опять она не знала, как догадалась об этом, но не сомневалась в справедливости своей догадки. Еще она поняла, что он убил Тима. Ей было видение… Два человека дерутся на мосту, один из них падает…
— Ты это сделал?.. Ты убил Тима?
— Нет!
Симон больно ударил ее по голове, отчего она едва не лишилась сознания, и заклеил ей рот клейкой лентой. Потом он протянул к ней руку, и Рашель увидела сверкнувший в его руке нож. Взявшись за ворот ее простенькой рубашки, он разрезал ее, кое-где ножом коснувшись кожи, так что выступила кровь.
Красный туман застил глаза Симону. Он делал это для Тима, не для себя. Но что-то было в этой девчонке с золотистой кожей… Ее страх, наверное, который влек его к ней в тысячу раз сильнее, чем когда-нибудь к какой-нибудь другой девчонке.
Он разрезал на ней джинсы, замирая от наслаждения, и стал сдирать с нее остатки одежды, как гиена сдирает кожу со своей жертвы. Всякое ощущение реальности исчезло. С губ лишь сорвалось:
— Тебя следует наказать… Я должен это сделать… Я накажу тебя…
