Ей удалось уговорить Рейфа подождать со свадьбой, пока Лайле не исполнится шестнадцать лет. Ее день рождения приходился на весну. Рейф с неохотой, но согласился. Все племя видело, каким ревнивым становился его взгляд, когда он следил за своей будущей женой.
Лайла так отличалась от всех остальных девушек, что Наоми впадала в отчаяние. Любая из них была бы счастлива назвать Рейфа своим мужем, а Лайла, заметив его взгляд, опускала голову или улыбалась мальчишкам, с которыми вместе выросла.
Рейф первый год кочевал со своим новым табором. Он никогда прежде не бывал в этой долине и недоверчиво смотрел на медленно приближающийся «лендровер».
— Кто это? — спросил он Наоми по-цыгански.
— Племянник Макгрегора, — ответила Наоми, кладя руку на плечо Рейфу. — Он — наш друг.
— Но он не цыган, — злобно возразил Рейф.
— Правильно. Однако мы живем тут уже несколько столетий. Смотри, он привез сено для наших животных, — сказала Наоми, глядя, как Дункан остановил «лендровер» и полез наверх за сеном.
Ребятишки бросились помогать ему. И Лайла с ними, отметила про себя Наоми, мрачнея при виде того, как мелькают на бегу ее голые коленки.
По цыганскому обычаю женщина может показывать свои ноги только одному мужчине — своему мужу, и хотя Лайла отлично это знала, временами, словно нарочно, нарушала запрет.
Она не желала быть женой Рейфа. Но другого выхода не было. Они — ровня. И Лайла, и Рейф были потомками одного из самых могущественных вождей. В их жилах текла одна кровь, и Лайла нарушила бы неписаный закон, если бы вышла замуж за кого-то другого. И все равно сердце матери болело, стоило ей задуматься о печальной участи дочери.
Сено было тяжелым, и перетаскивать его считалось работой не для слабаков, однако Дункан уже год трудился на земле своего дяди и сильно окреп за это время. Ощущая на себе недоверчивые взгляды цыган, он старался не обращать на них внимания, но все же ему было неловко.
Он видел на другой стороне поляны, на которой горело несколько костров, наблюдавших за ним старую женщину и мужчину и даже чувствовал неприязнь мужчины, которая мешала ему и сковывала его движения. Бедняги, думал он, ничего удивительного, что они ненавидят меня. Сам бы он ни за что не согласился жить, как они, то и дело голодая и переезжая с места на место. Отведя взгляд от сурового мужчины, Дункан посмотрел на ребятишек, сгрудившихся вокруг него. Все они были тощие, у многих на лицах краснели язвы. Дядя послал им крупы и мяса, и Дункан опять полез в «лендровер», как вдруг на глаза ему попалась стоявшая поодаль девушка, в лице и осанке которой он прочел такую гордость, что у него не возникло желания ее жалеть. Если ребятишки показались ему тощими, то она была стройной и хрупкой, как тростинка. Длинные черные волосы сверкали на солнце, и такой гладкой золотистой кожи ему еще не приходилось видеть. Ее золотистые, под цвет кожи, глаза метали злые молнии. Дункан подумал, что такие красавицы встречаются, наверно, раз в жизни. Мешок выскользнул у него из рук, но он подхватил его, чувствуя, как лицо, шею, все тело заливает жаркая волна.
Лайла достаточно знала о мужчинах, чтобы сразу все понять, но она не показала, как довольна произведенным эффектом. В ее таборе почти не было юношей, близких ей по возрасту, ну а те, что были, не могли сравниться красотой с черноволосым и белокожим чужаком, который был гораздо выше ростом и шире в плечах любого цыгана. К тому же он не сумел скрыть, что она ему понравилась.
Проходя мимо него, Лайла весело тряхнула волосами. Ей не хотелось идти замуж за Рейфа. Он пугал ее. И хоть ни за что не призналась бы в этом, она инстинктивно чувствовала его жестокость.
Наоми резко окликнула Лайлу, и та рассердилась. Нечего обращаться с ней, как с ребенком. Она женщина и сама будет выбирать свою дорогу в жизни. Старательно обойдя Рейфа, Лайла исчезла в кибитке.
Дункан увидел, что Наоми идет к нему, и по описанию дяди узнал в ней жену вождя. По-английски она говорила неважно, но Дункан понял, что старый вождь умер и теперь их вождь — Рейф.
Позднее, когда они с дядей Иэном ужинали горячими картофельными оладьями, на которых таяло масло, и пили крепкий чай перед камином в дядином кабинете, Дункан рассказал, какими больными и диковатыми ему показались цыгане.
