— Бери все, что есть, да вот этих ребят, — распорядился командир, указывая на двух молодых партизан хозвзвода, охранявших штаб, — и быстро к третьей роте. У них там могут прорваться танки… Остановить! Поняла? Остановить! Иначе они ворвутся на территорию санчасти. Во что бы то ни стало, — повторил он. — Задержать хотя бы до вечера, до темноты.
Аня выдохнула:
— Есть!
Возле ямы, где хранилась взрывчатка, сидела дочка Софьи Иосифовны, Верочка. Охранять было больше некому — все подрывники в разгоне. Девчушка, держа на коленях карабин, испуганно прислушивалась к близким разрывам снарядов.
— Вот, гад, кроет! — сказал молодой чернявый парень, помогая Ане снаряжать самодельные мины. Аня приговаривала для себя и для него:
— Быстро, быстро, быстро! Вот так, вот так… Эх, успеть бы! — уже на ходу твердила она.
Их перегнал комендантский взвод. Аня поняла: значит, действительно, создалось очень опасное положение, если в бой бросили охрану штаба и раций… Взвод скрылся впереди. Девушка со своими помощниками тоже прибавила шагу.
День хотя и был в разгаре, но, к счастью, все небо заволокло сплошными тучами, и это спасало от фашистской авиации.
Вскоре стали посвистывать шальные пули. Впереди, в кустарнике, раздался треск. Аня с хлопцами шарахнулась в сторону. Навстречу, ломая ветки, выбралось несколько партизан. Они тащили сорокапятимиллиметровую пушку из артдивизиона соединения. От неимоверного напряжения партизаны обливались потом и дышали тяжело, с хрипом, словно загнанные лошади. Двое были в окровавленных бинтах.
— Все. Отстрелялись! — бросил, проходя мимо Ани, командир орудия. — Последним осколочным снарядом танку гусеницу перебили…
— Танков много? — с тревогой спросила Аня.
— Вроде три было видно. Сейчас отошли и подбитый утащили к себе. Скоро опять надо ждать.
Командир, хромая, заковылял вдогонку своим артиллеристам.
Побежали дальше. Через полкилометра остановились, прислушиваясь к стрельбе. Стоя за деревом, Аня никак не могла разобраться, куда же надо идти, где искать третью роту: кругом посвистывали пули и срезали ветки с деревьев.
— Сюда! Ко мне! — вдруг раздался знакомый простуженный голос комроты Иванова. — Да ползком, ползком, черт вас возьми!
Пригнувшись, девушка побежала на голос, но ливень пуль над головой заставил ее втиснуться в снег. Энергично работая руками и ногами, подползла к огромной ели с оторванной снарядом вершиной и, задыхаясь, доложила командиру роты:
— Подрывник Анна Малых прибыла в ваше распоряжение, имею пять противотанковых мин и бутылку «КС»[1].
— Добро! — сурово бросил Иванов и, обращаясь к лежавшему рядом командиру комендантского взвода, приказал: — Бери всех своих людей — и на третью просеку! Приготовьте связки гранат. За третью просеку фрицев не пускать!
— Смотри туда! — вновь повернулся он к Ане. — Видишь поваленное дерево? Возле него и нужно перекрыть минами просеку. Только скорей, дорогая, а то поздно будет!
Подобраться к поваленному дереву было не так-то просто. Один из парней, вдруг ткнувшись с разбегу в снег, застыл в неестественной позе. Аня упала рядом и, взглянув на него, содрогнулась: голова юноши стала одной большой раной. На снегу расплывалось красное пятно. Невозможно было поверить, что еще минуту назад она, Аня, и этот молодой паренек бежали рядом, а еще, раньше, вместе снаряжали самодельные мины и переговаривались… Подполз второй юноша, молча накрыл голову товарища шапкой, закинул себе за спину уже ненужный тому карабин, надел на себя его пояс с подсумками и подобрал валявшиеся рядом мины.
Дальше ползли локоть к локтю… Добрались до цепи партизан, залегших в снегу за стволами деревьев. Противника не было видно, только злее, чаще посвистывали и рвались разрывные пули. Немного дальше, впереди и чуть правее, методически, с нарастающим надсадным звуком, «раскалывались» немецкие мины и снаряды.
«Минеры прибыли!» — понеслось по цепи. Партизаны заулыбались.
— Ну, полезли дальше! — едва передохнув, приказала Аня своему напарнику и, буквально роя носом снег, боясь, как бы шальная пуля не помешала выполнить намеченное, поползла дальше. Вслед за ней, волоча на ремне мины, двинулся ее помощник.
