С храпом упала подстреленная лошадь. Сани — на бок, люди — кубарем в снег, но тотчас вскочили, быстро разобрали поклажу и, с ходу побросав ее в другие сани, кинулись догонять свое подразделение.
Большая часть колонны уже выбралась из леса. На место прорыва обрушился шквальный минометно-артиллерийский огонь карателей. Лишь с большим трудом хвост колонны соединился с основными силами.
Вскоре подразделение минеров нагнало подрывников, снимавших мины в проходе, по которому прорывалась колонна черниговцев.
— Аня! Аня! — послышался знакомый голос.
— Здесь я, здесь, Костя! — обрадовалась Аня и, не раздумывая, соскочила с саней.
— Я так боялся за тебя! Это не смешно? — взяв ее за руки, сказал Костя.
— Нет! — ответила Аня. — Это совсем не смешно…
К рассвету соединение втянулось в небольшой лесок и остановилось на дневку. А для того чтобы каратели не напали на место стоянки, командование по нескольким направлениям выслало отвлекающие группы. В группе, которая отправилась к железной дороге Унеча — Новозыбков, были Костя и Аня.
Среди бела дня небольшой отряд пробирался по снежной целине, маскируясь в кустарниках, мелколесье и в оврагах.
Костя правил лошадью. Аня сидела, свернувшись калачиком, за его спиной. Она чувствовала себя очень спокойной с этим сильным немногословным юношей.
— Тебе хорошо? — время от времени спрашивал он.
— Хорошо! — тихо отзывалась девушка. Ей хотелось ехать и ехать без конца. Спина Кости защищала от морозного ветра. Он часто поворачивался и прикрывал ей ноги сеном, следил, чтобы вылетавший из-под лошадиных копыт снег не попадал ей в лицо.
Под вечер добрались до небольшого леска. Отсюда до дороги полтора-два километра. Были слышны не только паровозные гудки, но и шум идущих поездов.
Посоветовавшись, решили взорвать эшелон прямо перед лесочком, в чистом поле, надеясь, что именно тут их меньше всего ожидают. В вечерних сумерках, встав на лыжи, двинулись к железнодорожному полотну.
Погода была явно за партизан: луна едва проглядывала сквозь оплошные тучи, падал редкий снежок, мела небольшая поземка.
Вскоре дошли до щитов снегозадержания, залегли за ними и стали ждать сигнала разведчиков, которые уже притаились у самой насыпи.
Наконец оттуда мигнул зеленый огонек. Раз-другой.
— Быстро! — крикнул Костя, подхватил мину и, пригнувшись, побежал вперед. Аня еле поспевала за ним.
«Милый, милый, милый, — думала она. — Самый сильный, самый смелый человек на свете!» И тут же спохватилась: «То, что мы делаем, — это очень страшно! Что же я думаю совсем об ином?! Ах, да разве так уж и страшно? Рядом же Костя! С ним ничего не страшно».
Потом Костя выдалбливал в промерзшем балласте ямку, Аня помогала ему, выгребая грунт и ссыпая его на расстеленную рядом плащ-палатку. Когда ямка была готова, быстро уложили в нее заряд взрывчатки, вставили взрыватель, замаскировали мину снегом. Протянули шнур и аккуратно замели свои следы хвойным веником.
И вот они лежат за деревянными щитами снегозадержания, лежат рядом, бок о бок, и ждут. Время течет медленно-медленно. Уже второй раз проходят по насыпи гитлеровские патрули. Хорошо слышно, как поскрипывает у них под ногами снег и как они о чем-то громко говорят.
И Аня, и Костя совсем окоченели. Хорошо бы побегать, согреться, но это невозможно. Наконец со стороны Новозыбкова донесся шум приближающегося поезда. Костя подал Ане шнур и сказал:
— Когда паровоз будет напротив — дергай!
Сам он примостил свой автомат на снежном бугорке в щели решетчатого щита.
Грохот состава нарастал. Вот уже виден огонь паровозного прожектора. Машинист включил свет потому, что был уверен: самолеты в такую погоду не летают.
Несколько томительных секунд, и паровоз поравнялся с подрывниками.
— Рви! — крикнул Костя.
Аня дернула шнур, но, видно, недостаточно сильно: взрыва не последовало. Тогда Костя мгновенно перехватил шнур и рванул его на весь размах руки. Под паровозом полыхнул огонь. Оглушая все вокруг, прогромыхал взрыв. Вверх взвилось громадное слепящее пламя.
Эшелон, как оказалось, состоял из цистерн с горючим. Вокруг стало светло, как днем. Сплошная стена огня, шириной не менее ста метров, обдала подрывников нестерпимым жаром. Взрывы не прекращались и звучали то сильнее, то слабее. Вслед за ними из огненной стены, подобно протуберанцам, взлетели в вышину багровые языки пламени. Рвались последние цистерны.
