— У нее замечательный контроль.
— Ты пришел сюда не для того, чтобы поговорить со мной о Шивон, или Грегоре, или даже о своем недостатке контроля. Возможно, тебе стоит добраться до сути до восхода солнца.
С чего начать? Мог ли он признаться Михаилу, что хочет, чтобы связь была разорвана? Что, если бы у него была возможность, то он отправил бы свою душу обратно в забвение, чтобы ему не пришлось терпеть пытки эмоций, которые он не мог объяснить, или которыми не мог управлять? Что он хотел бы жить вечно, как один из бездушных, если это будет означать защиту Брии от него?
— Я ничего о ней не знаю, — сказал он наконец. — И она видит во мне не что иное, как жестокого мудака.
— Она так сказала?
— Нет, — признался Дженнер. — Ей не пришлось.
— Связь — это дар.
Нет. Это гребаное проклятие. Дженнер думал, что может открыто поговорить с Михаилом об эмоциях, что мучают его, но он обнаружил, что не может признаться в слабости своему королю.
— Ты был прав, что держал меня вдали от нее в ту первую ночь, — сказал он. — Теперь я должен скрываться от нее. Я знаю, что не имею права спрашивать, но может ли Брия остаться здесь еще на некоторое время? — Пока Дженнер не мог решить, как лучше поступить с Брией, он хотел, чтобы она была где-то рядом. Где он знал, что она будет защищена.
— Конечно, может. Это уже решено. Вы оба можете оставаться так долго, как хотите.
Дженнер всегда был желанным гостем в доме и часто оставался. Он устроил здесь временный дом, потому что было легче быть рядом, если Михаил нуждался в нем для чего-либо. А потом из-за Брии. Но было бы лучше, если бы он держал дистанцию.
— Я останусь у себя на некоторое время. — Взгляд Михаила стал пристальным, и Дженнер добавил: — если ты не против.
— Ты только еще раз проверяешь свой контроль, удерживая себя вдали от нее, — предупредил Михаил. — И ты, конечно, не будешь создавать с ней длительную связь.
Именно. Формирование чего-либо с Брией помимо их связи только приведет к разрушению.
— На данный момент, я думаю, что так лучше.
Михаил поджал губы и придавил Дженнера мощным взглядом, который, блин, чуть не заставил того извиваться.
— Проводи свои дни там, где хочешь, но запомни мои слова: ты пожалеешь о решении. Твои ночи, однако, все еще принадлежат мне.
Дженнер склонил голову.
— Конечно.
— Я хочу, чтобы ты посетил ковен Фэйрчайлда, — сказал Михаил. — Без Брии.
Будто Дженнер когда-либо мог подумать о том, чтобы взять ее туда.
— Он меня нервирует, — признался Дженнер. — У него есть секреты, а не несколько предрассудков.
— Согласен. Узнай, что это за секреты. Я не могу себе позволить никаких сюрпризов.
Как и Дженнер. Особенно что касается Брии.
— Я занимаюсь этим. Как насчет просьбы Шивон? Она будет ожидать ответа от меня.
— Я это рассмотрю, — ответил Михаил. — Только потому, что мое сотрудничество, кажется, раздражает ее.
Дженнер поднялся с дивана.
— Завтра я навещу ковен Фэйрчайлда на закате.
— Хорошо. — Если Михаилу было что еще сказать, он придержал это.
Дженнер прошел обратно через дом в фойе, его ноги были свинцовыми гирями, которые отказывались двигаться. Он сжал дверную ручку и повернул ее. Он опустил голову и сжал челюсти. Огонь бушевал в его горле, и мошонка сжималась неизрасходованным семенем. Сдерживаемая агрессия, желание и похоть бушевали в нем, превалируя над любой каплей здравого смысла, которая у него оставалась. С рыком он развернулся на пятках и помчался по лестнице в гостевую комнату второго этажа.
Он ворвался в комнату без преамбулы. Она села, ее глаза сузились, когда он закрыл за собой дверь.
— Если ты пришел извиниться, предлагаю тебе уйти.
Брия могла казаться хрупкой, но она была сделана из стали. Это противоречие в ней очаровывало его. Дженнер пересек комнату, осторожно, стараясь идти медленно.
— Я не буду извиняться, что защищаю то, что принадлежит мне.
— Было ли это защитой или проявлением власти, которые побудили тебя прийти ко мне сегодня вечером, когда ты знал, что я хочу немного личного пространства? Из того, что я могу сказать, ты больше беспокоишься о том, чтобы не делиться своими игрушками, чем о том, чтобы заботиться о них.
