Виатон.
Напоминание о ее невинности должно было охладить Дженнера, но все, что случилось, раскалило его до максимума. Когда он закончит с ней, она будет кем угодно, кроме нежной виатон.
Клыки Брии вышли из горла Дженнера, и все, что он хотел сделать, это прижать ее к себе, чтобы заставить снова укусить его. Посильнее. Ее язык прошелся по сделанным проколам, и Дженнер вздрогнул. Еще один акт неповиновения после того, как он постоянно отказывал ей в удовольствии, когда она кормилась с его запястья. Эта женщина так полна борьбы. Его жажда поднялась до такого уровня, что Дженнер боялся, что если он не возьмет ее вену, то наверняка разорвет ее плоть в спешке попробовать ее.
Его контроль висел на потрепанной ниточке. Дженнер держал одну ладонь, твердо упертой в стену, а другой схватил ее за затылок. Мощным рывком он потянул ее голову в сторону и впился клыками в ее горло.
Ее кровь была амброзией. Самое вкусное, что он когда-либо пробовал. Брия стала мягкой и податливой в его объятиях, прижимаясь своей грудью к нему. Низкий стон удовольствия вибрировал против уха Дженнера, и он укусил сильнее, открыв рану, чтобы ее кровь текла быстрее. Его жажда к ней бушевала. Его желание туго стянуло мышцы, а член затвердел как камень. Он не мог насытиться. Воспоминания — не из Коллектива, а из его собственного прошлого — словно в предостережении всплывали в разуме Дженнера. Он с головой ушел в видения, отдался кровожадности.
Он был потерян для Брии. Потерялся в ее крови и собственной неуправляемой жажде.
— Опять? Ты кормился от меня только вчера.
Ронья призывно улыбнулась, несмотря на трепещущий голос. Она взяла его за руку, направившись в сарай, где никто их не увидит. Неделями это было их тайным местом встречи. Они делились кровью, делились своими телами, и никто не был осведомлен.
— Эрик, — прошептала Ронья. — На этот раз ты должен быть нежным.
Он кивнул, его горло было слишком сухим, чтобы говорить. Он мог быть нежным. Ему просто нужно было утолить жажду.
С нежной осторожностью он уложил ее на вершину свежей соломы. Он поцеловал ее в уголок рта, потом в другой, прежде чем спуститься к горлу. Ронья выпустила нежный вздох, когда он освободил ее крошечную грудь из жесткой ткани лифа. В шестнадцать лет он считался мужчиной членами своего ковена. Он был высоким и сильным. Крупнее многих воинов, которые были выбраны его Господином для обращения. Он уже был таким же свирепым, как любой вампир, его жажда была такой же сильной. Это означало, что он не будет выбран, несмотря на петицию отца. На самом деле, вампиры наблюдали за ним с осторожностью, когда он шел в зал Господина ночью. Они боялись его. И это правильно. Когда его обратят, он станет самым страшным военачальником в их истории.
Утолив свое эго, свою предполагаемую силу, он укусил Ронью, все обещания о мягкости были забыты…
Брия наслаждалась самодовольством. Дампирша, которая так явно искала внимания Дженнера, смотрела на нее с ненавистью, когда наблюдала, как он питается веной Брии. Он укусил сильнее, его хватка ужесточилась, и она ахнула. Он был потерян от жажды, когда глотал, его хрюканья и стоны удовольствия вибрировали по костям Брии и оседали глубоко внутри нее.
Взятие его вены — и предложение ее — в такой публичной демонстрации было скандальным актом. Тем, который принес бы ей тяжкое наказание от дяди, если бы она все еще была членом ковена. Табу. Под запретом. А ощущение взглядов зевак только усилило удовольствие Брии. Это была пощечина каждому правилу, которому ее заставляли следовать.
Дженнер укусил еще сильнее, и Брия проглотила стон. Осознавал ли он, какое влияние оказывал на нее? Что его агрессивность посылала похоть, которая скользила по бедрам и возбуждало в ней желание? Я никогда не хотела ничего так сильно, как этого мужчину. Результат их связи? Или нечто совершенно иное?
Имеет ли это значение?
Дженнер высунул язык, чтобы запечатать укусы, и Брия вздрогнула. Она не была готова к этому моменту. Ей нужно было держать его на грани безрассудства. До того, как блаженство кормления сошло на нет, он восстановил разум, чтобы снова отстраниться от нее.
