– Гарри все такой же, я как раз сегодня завтракал с ним.
Традиции, заведенный распорядок дня, привычки во Фрипорте – дело святое. Даже смерть известного в здешних местах человека не в состоянии их нарушить. Каждое утро в ресторанчике на углу Мейн-стрит – как раз между зданием суда и похоронным бюро – собиралось местное избранное общество. Судебные исполнители и судьи, клерки и служащие прокуратуры толпились у стойки и, поглощая булочки и кофе, обменивались новостями и сплетнями. Давали оценки, осуждали или одобряли действия своих коллег, потом не спеша пересекали улицу, расходились по рабочим кабинетам и осуждали или оправдывали действия своих сограждан.
– Будет лучше, если я войду внутрь, – сказала Габриэла, чувствуя себя неуютно под их испытующими взглядами. – Как вы думаете, ничего, что я с багажом?
«Конечно», «о чем речь!», «ничего страшного», – одновременно ответили они, однако при этом никто не сделал попытки помочь ей. Один озабоченно затянулся сигаретой, другой принялся внимательно изучать рукав своего пиджака, отыскивая пылинки, взгляд третьего устремился куда-то вдаль.
Прикусив губу, она проронила:
– Благодарю, – и начала перетаскивать тяжелый чемодан поближе ко входу. Висящая на ее плече сумочка упала на тротуар. Габриэла наклонилась, чтобы поднять ее, и в ту же минуту почувствовала, что на нее уже обратили внимание.
Здесь, у дверей похоронного бюро, собрались те, кто начинал с Питом, – помощники, служащие, работавшие под его руководством. Верные сотрудники, обожающие и преклоняющиеся перед своим шефом, они были способны трудиться от зари до зари, сверхурочно, по субботам и воскресеньям и даже брать работу домой. Это была сплоченная группа людей, обожавшая своего лидера. Сейчас они уставились на Габриэлу, даже не пытаясь скрыть своего удивления ее появлением здесь в такой день.
Габриэла взяла себя в руки и дружелюбно обратилась к проработавшей долгие годы с ее бывшим мужем секретарше:
– Здравствуй, Глэдис.
Глэдис, в пиджаке с широкими плечами, с алым цветком на лацкане, вся в черном, выглядела подчеркнуто траурно.
– Здравствуй, Габриэла, – наконец ответила секретарша, немного растерявшись, и в поисках поддержки обернулась к коллегам.
– Хелен. – Габриэла подошла ближе и мягко спросила другую женщину: – Как ты?
Она окинула взглядом Хелен и заметила, что та держится скованно и что туфли у нее совсем стоптались.
– Это, должно быть, такой удар для тебя, – продолжала Габриэла. Ей нравилось быть в центре внимания и владеть инициативой в разговоре.
– Для всех, кто его знал, это тяжелый удар, мы все оплакиваем его, – вмешалась в разговор Луиза, одна из служащих Питера. Ее глаза были полны слез.
В отличие от мужчин, которые вели себя сдержанно и больше помалкивали, женщины тихо переговаривались, промокали платочками глаза. Коллег Питера объединяла общая тревога за их будущее. Их можно было понять – что-то с ними будет, когда придет новый шеф.
– Трудно поверить, – обронила Габриэла.
– Когда вы вернулись? – поинтересовалась Глэдис, делая ударение на «вы», что придавало вопросу особый смысл.
– Сегодня утром, – ответила Габриэла и указала на чемодан. – Прямо из аэропорта.
– Твоя дочь всю ночь провела с Клер и Адриеной.
– Адриеной? – удивилась Габриэла.
– Ага, со святошей.
– Одна из служащих, – добавила Глэдис, – адвокат.
– Пит не мог обойтись без нее ни единого дня.
– Уж это точно!
– Жаль, что все случилось в тот самый момент, когда он собрался оформить их отношения.
Габриэла едва успевала переваривать обрушивавшуюся на нее информацию.
– Ты уже виделась с Диной?
– Разве ты не слышала, она только что приехала, – Глэдис ответила за Габриэлу, указывая на чемодан.
– Бедняжка Дина, – вздохнула Луиза, – как же она теперь будет без отца?
– Нелегко ей придется, – согласилась Хелен. – Кто ей теперь поможет? Кроме того, она такая замкнутая.
Габриэла промолчала, не зная, как правильно реагировать на колкие замечания и лицемерные соболезнования этих дамочек. Она постаралась взять себя в руки, уверенная, что худшее еще впереди, а трио бывших подружек все никак не могло успокоиться.
