26.03.1961
Ощущение весны витает в воздухе. Я почти счастлива. Хотела зачеркнуть слово «почти», но передумала. Пусть остается. Скоро Песах. Назначили генеральную уборку. Нюра поправилась, нога ее совершенно не беспокоит. Маца здесь есть, но ее приобретение окружено некоей таинственностью.
Спрашивала у Ниночки про Арика Шолумовича. Она такого не знает. Есть среди ее знакомых часовщик Шолумович, но он Моисей и из города Дербента.
05.04.1961
Сегодняшний разговор с сестрой:
– Каждая плять тоже метит в народные (сует мне газету и тычет пальцем в нужное место). Нет, я удивляюсь не решительно, а отчаянно!
Читаю. Нашему другу Славе (а у меня нет причин не считать этого приятного во всех отношениях мужчину своим другом) дали звание народного артиста. Мне радостно. Сестра злится. Я могла бы понять ее злость раньше, когда сама она еще не имела этого звания, но почему она так ведет себя сейчас? Совсем недавно она разговаривала со Славой по телефону, называла его Славочкой и Ростиславушкой.
– Вы поссорились? – на всякий случай уточняю я, зная, насколько обидчива и насколько скора на обиду сестра.
– Еще чего! – фыркает она и снова повторяет: – Нет, надо же! Каждая плять! Каждая плять!
Не люблю, когда коверкают фамилии. Любую фамилию можно представить в пошло-скабрезном виде. Однажды приказчик, уволенный за воровство, назвал отца Фотцманом[36] и тут же получил по физиономии. То был единственный случай, когда наш отец позволил себе рукоприкладство по отношению к кому-то (оплеухи и подзатыльники детям не в счет).
Спустя пять минут звонит Славе.
– Ростиславушка, дружочек, я так рада, так рада! Только вчера говорила Беллочке – ну что же это такое, кому попало дают народного, даже мне дали, а Славочка до сих пор ходит в заслуженных! Как в воду смотрела! Как сердцем чуяла! Поздравляю тысячекратно!
Почему сестре ни разу не довелось играть в знаменитой комедии Шеридана «Школа злословия»? Она просто создана для этой пьесы, рождена для нее, точно так же, как я для «Ромео и Джульетты»! Нескромно? Возможно, что и нескромно, но я пишу это для себя и могу позволить себе быть нескромной.
07.04.1961
Полина Леонтьевна больна очень серьезно. Надежды никакой. Жалею ее безумно. Только что осознала, что никогда не слышала от сестры ничего плохого в адрес Полины Леонтьевны. Только хорошее и в превосходных степенях. Отрадно.
12.04.1961
Первый полет человека в космос – это замечательно, но почему из-за этого надо устраивать мероприятия в театрах? Nicolas горячо убеждал меня, что никакого космоса не существует и летать туда невозможно.
– Нам бессовестно лгут уже сорок с лишним лет, а мы делаем вид, что верим!
Странно, что с такими радикальными взглядами он никогда не подвергался преследованиям. К счастью. Nicolas очень религиозен. Водил меня в церковь, сказал, что ничего, что я некрещеная, главное, чтобы душа была открыта Богу. «Открыта ли Богу моя душа?» – задумалась я и решила изживать в себе все плохое. Прежде всего я должна перестать обижаться на сестру по пустякам и вообще должна перестать обижаться. Говорят же мудрецы: ««Не делай другому то, что не хочешь, чтобы сделали тебе». Я перестану обижаться, и сестра перестанет. Сколько нам обеим осталось жить, чтобы тратить время на ссоры и обиды?
Сестра говорит, что если бы не возраст, то она бы с удовольствием улетела бы на другую планету, туда, где совсем нет людей. Так ей якобы надоели люди. Для кого она там играла, хотела бы я знать.
14.04.1961
В прошлом году театр сестры летом выезжал на гастроли в Прибалтику. В этом году с местом гастролей пока окончательно не определились. Оказывается, что труппа не может выехать на гастроли по своему желанию, необходимо получить разрешение свыше. Существует какой-то план, согласно которому гастроли в хороших городах, таких как, например, Рига, должны чередоваться с поездками в захолустье. «В этом году всех отправят в Сибирь и половину там оставят», – пророчествует сестра. Сама она не намерена уезжать на гастроли, так как не может оставить Полину Леонтьевну.
– Я так и сказала нашему эсперантисту: тасуйте свою колоду как хотите, но я этим летом никуда не поеду! Хоть озолотите меня, хоть в жопу целуйте – не поеду!
