— Папа, только не говори, что тебя уволили! — в ужасе вскричала я.
— Не городи ерунды, — поморщился он. — Что они без меня делать будут? Нет, я честно прожигаю положенные мне дни отдыха… но всегда на телефоне, чтоб его! Проклятый аппарат…
— Хочешь, я провода перережу?
— Я тебе перережу… — добродушно усмехнулся он. — Мэри, от тебя несет костром, иди живо мойся и переодевайся.
— Уже бегу! — заверила я. — А где… Гарри?
— А… — папа вернулся к газете. — Чистит задний двор от снега.
— От забора и до обеда? — с интересом спросила я.
— Именно.
— Давно?
— Третий день.
— И доколе? — выдала я словечко, которое подцепила у Тео, любителя выражаться старомодно и замысловато.
— Пока я не сочту работу удовлетворительной, — сказал папа, поймал мой взгляд и, не дожидаясь вопроса, пояснил: — Я теперь, кажется, понимаю, отчего миссис Дурсль была совершенно не рада этому мальчику. Наш новобранец невоспитан, упрям, дерзок, с дисциплиной не знаком, субординацию не соблюдает, постоянно перечит… хотя ты ведь объяснила ему правила, Мэри?
— Конечно!
— В тебе я не сомневался. Так вот, он обожает пререкаться, и пусть он всего лишь бубнит что-то себе под нос, на слух я никогда не жаловался… Одного у него не отнять: прибираться и готовить он умеет. И на том спасибо.
Грохнула задняя дверь, и в гостиную вошел помянутый Гарри, мрачный донельзя. Я отметила, что очки на нем новые, а постриг его папа, видимо, собственноручно, под машинку.
— Я все сделал, как вы велели, мистер Оук, — произнес он, недружелюбно взглянув на меня.
— «Отец» или «сэр», — сказал папа.
— Мой отец умер, вы же знаете! — тут же набычился Поттер.
— «Вы же знаете, сэр», — машинально поправил тот. — Да, я помню, красивый, веселый, благородный и богатый Джеймс Поттер героически погиб на какой-то кретинской магической войне. А некрасивый, скучный и до недавнего времени бедный простолюдин Эндрю Оук выжил на не менее кретинской маггловской войне. Угадай, сынок, кому повезло больше?
— Я вам не сынок! — выдал Гарри.
— Слава богу, — искренне ответил папа. — Я бы застрелился, если б узнал, что ты мой сын. Но, к счастью, ты мой пасынок, не более того… И все же, думаю, правильное воспитание еще сможет сделать из тебя человека, поэтому, рядовой — два наряда по кухне вне очереди за дерзость.
— Но ведь… — он покосился на меня. — Я и так все время там… А она…
— А Мэри пока отдохнет с дороги, — сказал папа. — Три наряда вне очереди за пререкания. Так что там со снегом? Убран, сложен в правильные кубы и утрамбован? Мне пойти проверить и удостовериться, что это именно кубы, а не косые параллелепипеды?
— Кажется, я еще не закончил… сэр… — буркнул Гарри и удрал.
Кто-то скажет: ну вот, что толку, из одной кабалы в другую… Но, на минуточку, обязанности по дому у нас распределены, а папины «наряды вне очереди» — это способ поощрить одних и наказать других. Нет, я могу пойти и что-то приготовить, но стоять у плиты, когда ноги гудят, хочется упасть и полежать немножко на мягкой кровати… а лучше в горячей ванне… Ужас! И папа это прекрасно понимает.
И потом, он же не Дурсль. В доме жесткий распорядок дня, все по расписанию, поблажки делаются только больным. Но папа никогда не наказывал меня, лишив обеда или там сладкого. У него, как он говорит (уж не знаю, откуда эта фразочка) «война войной, а обед по расписанию». Так что сытым и нормально одетым Гарри будет обязательно, а что он дерзит, не слушается и за это огребает наказание, кто же тут виноват?
— Еще немного, и я его выпорю, — сказал вдруг папа. — Хотя тут очень запущенный случай…
— Ты говорил, что бить детей нельзя, — напомнила я.
— Бить — нельзя, а пороть нужно непременно, — хмыкнул он. — И потом, Мэри, припомни, разве я хоть раз ударил тебя без причины?
— М-м-м… — честно задумалась я. — Нет. Всегда за дело прилетало. Я, правда, обижалась, когда маленькая была и глупая, не понимала ж толком.
— Да, ты ужасно смешно на меня дулась… — Он почесал щеку и столкнул меня с подлокотника. — Мэри, иди мыться! Теперь уже и от меня костром несет!
— Иду, иду… Папа, а Энн где?
— А я ее к сестре отправил погостить… Чтобы не мешала воспитанию наследника, — ядовито улыбнулся он, и я хихикнула.