А потом случились эти роковые роды…
Всю неделю, проведенную мной с Мэгги в тщетной надежде, что она очнется, тело моего сына находилось в местном похоронном агентстве, которое сохраняло его для погребения. Мы с Эймосом просто подъехали туда в моем грузовичке и забрали холодный металлический гробик. Предъявив клерку оплаченную квитанцию, я прошел через двойные тамбурные двери в морг, снял гроб с низенькой подставки и отнес к грузовику. Эймос уже открыл задний борт, и я осторожно поставил гроб в кузов. Пока мой приятель благодарил клерка за то, что он дал нам несколько лишних дней, я забрался в кузов и сел, прислонившись спиной к кабине и зажав гроб между коленями, чтобы во время езды он не елозил по настилу.
Эймос закрыл задний борт, сел за руль и повез меня назад, на ферму. Через двадцать минут мы были уже на месте. Под раскидистым дубом на склоне речного берега, рядом с местом упокоения моих деда и бабки, я выкопал экскаватором еще одну могилу, а яму забетонировал.
Эймос остановил грузовичок неподалеку от нашего маленького семейного кладбища. Я взял гроб сына на руки, и мы вместе подошли к могиле. Некоторое время мы стояли на краю ямы и молчали, потом Эймос слегка откашлялся, и я опустил гроб на землю рядом с собой. Как только у меня освободились руки, Эймос протянул мне Библию. В последний раз я читал ее довольно давно, быть может, в прошлое Рождество. Мэгги очень любила читать те главы Евангелия, где описывалось рождение Христа.
– Что я должен читать?
– Псалом сто тридцать восьмой.
С помощью указательного пальца я раскрыл Библию примерно на середине. Тонкая бумага сминалась под руками, страницы трепетали на ветру, поэтому я не сразу нашел нужное место. Наконец я наткнулся на 138-й псалом и прочел:
– Господи! Ты испытал меня и знаешь.
Ты знаешь, когда я сажусь и когда встаю,
Ты разумеешь помышления мои издали.
…Куда пойду от Духа Твоего, и от лица Твоего куда убегу?
Взойду ли на небо – Ты там; сойду ли в преисподнюю – и там Ты.
Возьму ли крылья зари и переселюсь на край моря, – и там рука Твоя поведет меня, и удержит меня десница Твоя…
Горло у меня перехватило, я замолчал, и Эймос продолжил по памяти:
– …Ибо Ты устроил внутренности мои и соткал меня во чреве матери моей. …Не сокрыты были от Тебя кости мои, когда я созидаем был в тайне, образуем был во глубине утробы. …В Твоей книге записаны все дни, для меня назначенные, когда ни одного из них еще не было.
Закончив, он низко опустил голову, а руки сложил перед собой. Ветер набрал силу и толкал нас в спины. Прошло еще какое-то время, и Эймос запел глубоким, низким голосом «О, благодать!»[16], но я его не поддержал.
Пока мой друг пел, я стоял на коленях рядом с моим сыном и, положив голову на гроб, думал о всех тех вещах, которых в его жизни не было и уже никогда не будет. О бейсболе. О тракторе, которым я учил бы его управлять. О картинах, которые он рисовал бы вместе с Мэгги, окуная в краску пальцы. «Можно взять твою машину на сегодняшний вечер, папа?» Первые шаги. Первые девушки. Рыбалка. Насморки, простуды, купание в реке, сказки на ночь, песок в песочнице, школьные каникулы, важная и ответственная роль старшего брата… Я думал обо всем этом и о многом другом, о чем мы говорили и мечтали вместе с Мэгги. Тогда это казалось таким реальным, словно уже осуществилось, и вот все растаяло, исчезло, и я остался один в холодном и пустом месте.
Голос Эймоса, который продолжал петь «О, благодать!», вернул меня к действительности, поскольку каждый новый куплет он ухитрялся исполнить намного громче, чем предыдущий. Наконец гимн закончился, но Эймос еще не все сказал.
– Ты не против, если я спою еще одну штуку?
Я покачал головой, и Эймос снова запел, глядя в сторону реки:
Что ждет меня – пучина бед
Или покой земной?
Душа не ропщет, не кипит,
Покуда Ты со мной…
Насколько я знал, после колледжа Эймос как минимум дважды в неделю пел в церковном хоре. Кроме того, он увлекался церковной историей и обожал выяснять обстоятельства, при которых были написаны те или иные гимны. Много лет назад, когда мы сплавлялись по реке на нашем плоту, Эймос рассказал мне, как был сочинен гимн «Покуда Ты со мной», который он сейчас исполнял. Эту историю я помнил до сих пор. И сейчас, прижимаясь лбом к холодному металлическому гробу моего сына, я вспомнил историю Хорейшо Спаффорда, написавшего этот гимн.