— О Господи! — сказала Изабелла, поднимая голову и выглядывая в окно. — Она не ушиблась, Хиггинс?
— Кто?
— Эта бедная овечка…
— Нашла о чем беспокоиться, Изабелла! Мы все могли разбиться!
— Ах, Элизабет, но овца-то этого не понимает…
— Да с ней все в порядке, леди Изабелла. Стоит, где стояла.
Элизабет выглянула в окно. Посреди дороги и вправду стояла длинношерстная овца, уставившись на них. Заметив Элизабет, овца заблеяла.
Забавляясь мыслями о тушеной баранине и бараньей ноге, Элизабет открыла дверцу кареты. Выглянув наружу, она увидела, что задние колеса кареты безнадежно увязли в обширном болоте. Хиггинс уже стоял на земле немного в стороне и почесывал под шляпой лысеющую голову.
— Как думаете, вы сумеете починить колесо? — спросила Элизабет.
— Ага, сумею, то есть, если смогу до него добраться. Мы, сдается, здорово увязли.
Два телохранителя герцога, Манфред и Тайтус, выехали из-за лежащей на боку кареты.
— Давай поможем леди выбраться из экипажа, а там поглядим, сумеем ли мы вытащить его из грязи.
Но едва Манфред шагнул к карете, как тут же завяз в трясине по щиколотку. Он попытался высвободить ногу, но в результате сапог остался в грязи, и теперь его пальцы торчали сквозь дырку в чулке.
— Гляньте, да эта грязь прямо как патока, — сказал он, пытаясь сунуть ногу обратно в сапог. Он сначала нагнулся всем корпусом, потом неловко откинулся назад и, потеряв равновесие, взвыл, закачался, как дерево, и упал лицом в грязь. Когда ему наконец удалось встать, оказалось, что он с головы до ног заляпан болотной жижей.
Тайтус, стоявший позади него, засмеялся:
— Ты что же, не знаешь, что нужно было снять куртку и положить ее на землю, чтобы леди могли ступать по ней?
Манфред бросил на приятеля убийственный взгляд, вынул из кармана платок и вытер грязь с лица.
— Пожалуй, миледи, я буду держаться тверже, если понесу вас на закорках. Как считаете, вы сможете обхватить меня руками за шею?
— Попытаюсь.
Элизабет выбралась через дверцу кареты и протянула руки к нагнувшемуся слуге.
Когда она оказалась на спине у Манфреда и ее ноги болтались самым несуразным образом, сзади неожиданно раздался чей-то голос:
— Вот уж в самом деле, и любят же эти английские девчонки липнуть к парням!
Манфред повернулся — Элизабет все еще обнимала его за шею — и увидел незнакомца, который откуда ни возьмись появился на дороге.
Он был в одежде шотландского горца — в килте, закрепленном ремнем поверх свободно падающей полотняной рубахи, которую он даже не удосужился завязать у шеи. Ноги у него оставались открытыми ниже колен. Темные, как смоль, волосы были завязаны сзади хвостом, спускавшимся из-под синей шотландской шляпы, украшенной веточкой вереска. На боку у него висел палаш, на спине — странный, усеянный гвоздиками щит. Все это придавало ему совершенно первобытный вид. Но его самоуверенная усмешка и явное удовольствие, с которым он смотрел на их незавидное положение, задели Элизабет за живое.
— Полагаю, вы могли бы придумать что-нибудь получше? — осведомилась она, стараясь сохранить достоинство, насколько это было возможно в данном случае, и стараясь не думать о том, как смешно она выгладит, вися на боку у телохранителя.
— Это можно. — Он взглянул на Манфреда, не обращая внимания на Элизабет. — Неси девушку обратно в карету, дружище. И пойди к ручью, смой с себя грязь.
Манфред помог Элизабет вернуться в карету, а шотландец стал на колени и развязал кожаные ремни своих необычных башмаков. Потом снял их вместе с клетчатыми чулками и, не говоря ни слова, вошел поглубже в трясину и добрался до кареты, шлепая по грязи босыми ногами. Одним внезапным движением он обхватил Элизабет руками и поднял девушку со ступенек экипажа, без малейшего усилия держа ее на весу перед собой. На его губах играла задорная усмешка, а глубокие темно-синие глаза тоже смеялись.
— Барышне нужно помочь, а?
Элизабет нахмурилась.
— В Англии, сэр, принято, чтобы джентльмен сначала спросил у леди разрешения, а уже потом прикасался к ней.
— Да ведь вы уже не в Англии, барышня. А я-то уж в точности не джентльмен. Это земля скоттов, а скотты — люди вовсе не светские.
