Губы Микаэлы обиженно дрогнули. То, что Хью Ланкастер, один из этих проклятых америкашек, решил переехать в Новый Орлеан, являлось прямым следствием перемен, последовавших за присоединением Луизианы к Америке. Можно не сомневаться в том, что дядю и брата это приведет в бешенство.
— Интересно, кстати, — мягко произнесла Микаэла, — почему это мсье Ланкастер написал тебе, а не дяде Жану? Как воспитанный человек, о своих намерениях он первым должен был уведомить его.
— Твой дядя был.., гм, не слишком любезен, когда он несколько раз приезжал сюда по делам, — ответила явно смущенная Лизетт. — Возможно, мсье Ланкастер посчитал, что я отнесусь к его переезду более благосклонно.
Микаэла пристально посмотрела на мать.
— И он не ошибся?
Лизетт вдруг заинтересовалась фактурой ткани своего платья.
— Это не совсем так… — пробормотала она, покраснев. — Я… Просто я в отличие от других никогда не считала возможным относиться неприязненно к людям только потому, что они американцы. — Под удивленным взглядом дочери мать окончательно взяла себя в руки. — Не скрою, Хью во время наших нескольких встреч произвел на меня хорошее впечатление, — твердо произнесла она. — Он.., он показался мне весьма симпатичным молодым человеком.
— Но, maman! Он же погубит нас всех! Неужели ты не знаешь, что Ланкастер подозревает, будто кто-то здесь обворовывает компанию? Во время последнего приезда в Новый Орлеан он дошел до того, что прямо обвинил дядю в махинациях.., да и Франсуа тоже. Ты уже забыла об этом?
— Ничего я не забыла. Но он не обвинял Жана. Просто Жан не правильно истолковал заданный вопрос и обиделся. Хью, по-моему, ошибается, подозревая, что кто-то сознательно наносит ущерб компании, но его беспокойство можно понять. Ведь что-то и в самом деле не в порядке. Посуди сама, прибыли “Галланд, Ланкастер и Дюпре” уже полтора года непрерывно снижаются, а в последние месяцы это стало особенно заметно. Сентябрьский отчет, который мы получили, когда Хью был здесь, не мог не вызвать тревогу. Стало очевидно, что необходимо что-то предпринять. И срочно! С самого начала сотрудничества с Джоном, отчимом Хью, у нашей компании еще не было столь заметных потерь, как в последнее время.
— Ты имеешь в виду период, прошедший после смерти отца и дедушки, когда управление семейным бизнесом перешло к Жану и Франсуа, да? — потребовала уточнения Микаэла.
— Твой дедушка умер более двух лет назад, — осторожно напомнила Лизетт. — Отца нет с нами пять лет. После его кончины долей, оставшейся тебе и Франсуа, распоряжается Жан. Неужели ты думаешь, что ваш дядя может предпринять Что-то в ущерб родным племянникам и себе самому? — Брови ее приподнялись, но говорить она продолжала тем же спокойным тоном. — Что касается твоего брата… — На лице Лизетт появилась всепрощающая материнская улыбка. — Франсуа, конечно, избалован, я знаю это. Но ему едва исполнилось двадцать. Он еще слишком молод. Время все исправит, и он непременно станет прекрасным человеком. Да и сейчас разве он может совершить поступок, наносящий вред фирме, созданной его дедушкой и папой? Подумай, разве он станет красть у самого себя?
Стараясь сохранить непроницаемый вид, Микаэла подбирала слова для ответа, который бы не обидел мать. Определение “избалованный мальчик”, по ее мнению, было, к сожалению, слишком мягким для ее братца. Единственный сын и наследник своего не только отца, но и дяди, Франсуа с пеленок был окружен чрезмерной заботой и вниманием всех окружающих. На его характере это отразилось далеко не лучшим образом. Впрочем, если быть справедливой, ее обаятельный, красивый брат не такой уж себялюбивый. Когда ему захочется, он бывает даже очень рассудительным и щедрым. Девушка вздохнула. Возможно, maman права — братец просто слишком молод и с годами станет более солидным и самостоятельным.
Будто вызванный ее мыслями, в комнату влетел Франсуа, сияя очаровательной улыбкой. Стройный, элегантный молодой человек был не более чем на дюйм выше сестры. Одет он был по последней моде в облегающий фигуру сюртук из голубого испанского сукна, под которым виднелся марсельский жилет, брюки из грубоватой хлопчатобумажной ткани и высокие ботинки. Волосы молодого человека поблескивали в свете зажженных по случаю хмурого дня свечей. Темные глаза смотрели на женщин тепло и радостно. Подойдя быстрой, легкой походкой к дивану, Франсуа склонился к Лизетт и расцеловал ее в обе щеки.
