Франсуа удрученно покачал головой. Ален был абсолютно прав. Более того, если бы даже он мог каким-то чудесным образом доказать всем, что именно Хассон сыграл зловещую роль в его судьбе, это бы ничего не изменило. Сам факт воровства лег бы страшным позором на семью Дюпре и всех родственников. Мама, конечно, стала бы винить в гибели сына себя. Дядя начал бы презирать его, сестра тоже. А Хью… Молодой человек даже вздрогнул, представив взгляд, которым одарит его шурин, если все узнает. Каким же идиотом он был! Упрямым, самоуверенным идиотом!
— Нет, — стараясь держаться достойно, ответил он— Спорить я с тобой не буду. Теперь-то я понимаю, что ни один умный человек не станет играть с тобой на деньги.
— Печально, что ты не понял эту истину раньше! — взорвался Ален. Он взбесился и уже не выбирал выражений. — Шляпа ты шляпа! Тебя было так легко одурачить, что я покатывался со смеху, наблюдая, как ты сам все глубже и глубже запутываешься в долгах.
— И что ты хочешь от меня теперь? — сухо спросил молодой человек, игнорируя новое оскорбление.
Спокойствие явно не желающего далее действовать с ним заодно Франсуа еще больше разозлило Хассона. Он молчал, стараясь взять себя в руки. Идиот! А чем же, думал он, все это может кончиться? Как смеет этот молокосос говорить теперь о совести! Ален, ощутив прилив мрачной веселости, чуть не рассмеялся вслух. Совесть! Он давно не обращал внимания на подобную ерунду, если она мешала получить то, что хочется. Он надеялся, что и Франсуа той же породы. Потому-то и ощутил себя обманутым, когда молодой человек заговорил вдруг о раскаянии. Что ж, когда Хью умрет, а Микаэла станет мадам Хассон, надо будет разобраться и с ее братцем.
— Ты не ответил на мой вопрос, Ален, — напомнил, вставая, Франсуа.
— О, извини, mon ami, — усмехнулся Ален, заставляя себя отвлечься от сладостных размышлений о будущем. — Я все-таки считаю возможным обратиться к тебе. Я — твой друг, хоть ты и думаешь, что это не так. Наши дела не очень плохи. А от тебя требуется совсем пустяковая услуга. Я хочу всего лишь, чтобы ты взял меня с собой в “Уголок любви”.
— Зачем?
— Просто потому, что я тебя об этом прошу! — скрипнул зубами Ален.
— А если я не захочу выполнить твою просьбу? — спросил Франсуа после довольно продолжительного раздумья.
— Если ты не захочешь, — с угрозой ответил Ален, — я сделаю изобретенный тобой способ обкрадывания собственной компании и семьи всеобщим достоянием. — Он мило улыбнулся. — Уверен, что мне это удастся, и тогда само имя Франсуа Дюпре будет неприлично произносить в обществе.
То, что будет именно так, молодой человек не сомневался. В последние недели он много думал о создавшемся положении и все больше и больше понимал, что за вежливыми манерами и симпатичной внешностью Хассона скрывается порочная и беспринципная натура. Ален водил знакомство с такими людьми, которых Франсуа ни за что бы не решился представить своим родственникам. От одного их вида становилось не по себе. У Алена везде были свои люди: и в домах уважаемых безупречных матрон, и в притонах, служивших прибежищем самых отвратительных грехов. А кроме того, за годы дружбы с Хассоном Франсуа успел убедиться, что Ален умеет с настоящей жестокостью создавать неприятности тем, кто ему не нравится.
Молодой человек бессильно опустил голову и прикрыл глаза. Выхода у него, похоже, не было.
— Я еду в “Уголок” в четверг. Мы с Жаном договорились отправиться туда утром, — произнес он, сделав ударение на имени дяди, и, открыв глаза, посмотрел на своего мучителя. — Как ты понимаешь, Я не могу просто так ни с того ни с сего пригласить тебя поехать с нами. Надо будет прежде спросить у Микаэлы, не возражает ли она против твоего визита. Не думаю, что ее обрадует моя просьба, придется долго и настойчиво уговаривать.
— Но ты попытаешься уговорить сестру принять меня, не так ли? — сказал Ален, лениво потягиваясь.
— Oui, — осторожно кивнул головой Франсуа. — Однако надо, чтобы согласилась не только Микаэла, но и Хью. А он вряд ли будет счастлив, узнав о перспективе твоего вторжения.
* * *
Франсуа, конечно, был прав. Но в тот самый момент, когда он говорил это, Хью чувствовал себя совершенно счастливым. Микаэла отдалась ему самозабвенно и горячо. Впервые за все время их совместной жизни ему было не просто приятно и сладко, он испытывал еще и особое чувство полного удовлетворения. Он знал наверняка: на этот раз удовольствие получила и Микаэла. Стоны и вздохи, которые вырывались из ее груди, доказывали это со всей очевидностью. То, что было между ними раньше, невольно порождало сомнение в собственных силах, опыте и способности физически удовлетворить жену. Теперь эти мучительные сомнения исчезли, и Хью чувствовал себя сильным и уверенным как никогда. Если именно за это пришлось заплатить ранением, то цена была более чем подходящая.
