После гражданской войны жизнь стала налаживаться. И если хозяйство отца по переписи 1916 года было отнесено к бедняцким, то к моменту коллективизации сельского хозяйства оно уже было отнесено к хозяйствам середняцкого типа. После вступления в коммуну "Восток", когда каждой семье для подсобного хозяйства было выделено по одной корове и 5 овцематок, к 1937 году поголовье личного подсобного хозяйства у отца уже составляло 2 дойных коровы, одной или двух тёлок или бычков крупного рогатого скота, 10 овцематок, двух свиней, а точного учёта количества кур (для получения яиц и куриного мяса) никто не вёл. Далее, поскольку у всех братьев и сестёр отца, как и его отца, а моего деда обязательно была пчелиная пасека, то общее количество пчелосемей, закладываемых отцом на зиму в подполье, составляло от 6 до 10 ульев. Кроме того, отец вместе с помощником (колхозником) обслуживал колхозную пасеку с более 150 ульев.
Хорошо запомнилось, как проходила сдача молока в счёт государственных поставок. На каждую корову в личном хозяйстве колхозника устанавливался план сдачи молока в 2000 литров при базовой жирности молока 3,2%. Хотя у коров местных сибирских пород жирность молока составляла 4% и более, приёмщики молока от молокозавода определяли процент жирности менее 3% и за счёт этого колхозники должны были дополнительно сверх 2000 литров молока сдавать за эти липовые проценты. Женщины-колхозницы были или безграмотные или малограмотные, с приборами по определению процента жирности молока дел не имели, и их, попросту, "надували".
Что касается колхозов, то тогда централизовано завозился из Европы высокоудойный скот, но жирность молока у него составляла 2,5 и менее процентов. Между прочим, в 1960-х гг. академиком Трофимом Денисовичем Лысенко в Московской области в Горках Ленинских было создано на животноводческой ферме жирномолочное стадо крупнорогатого скота, равного которому не было в мире ― с годовым удоем около 5 тысяч литров молока и с 5-6% жира. Однако с возвратным приходом к власти в науке в СССР вейсманистов-морганистов, после смерти И. В. Сталина и снятия с поста Первого секретаря Президиума ЦК КПСС Н. С. Хрущева, эта ферма была уничтожена. С приходом к власти Ельцина, который развалил не только Советский союз, но и разрушил всё сельское хозяйство, Россия лишилась продовольственной безопасности и почти полностью перешла на импорт мяса, молока, овощей и фруктов. Сейчас правительство и администрация президента пытаются возродить сельское хозяйство и перейти к импортозамещению, но для восстановления молочного скота, опять, как и в тридцатых годах прошлого века закупают в Европе породы с низкой жирномолочностью, то есть дважды "наступают на те же грабли".
Но вернемся к вопросу о политических репрессиях. После ареста отца мать обратилась к грамотным односельчанам помочь ей в изложении обращения к "Всероссийскому старосте" ― председателю Президиума Верховного Совета СССР Калинину М. И. с просьбой пересмотреть дело её мужа и освободить его из заключения, так как считала его невиновным. В те годы такие обращения родственников арестованных по политическим мотивам были массовыми.
Письменного ответа она не получила, но как-то её вызвали в правление колхоза, где уполномоченный НКВД сообщил, что Кононков Федор Максимович осуждён на 10 лет без права переписки.
После окончания Великой Отечественной войны мой брат Валерий после демобилизации обратился в министерство уже внутренних дел с просьбой сообщить о судьбе отца. Спустя какое-то время его вызвали в местное районное отделение МВД СССР и сообщили, что отец умер в 1944 году и дали ему адрес, по которому ему следует обратиться за получением свидетельства о смерти отца. Вскоре брат получил свидетельство о смерти отца в 1944 году, но в графах причины смерти ― прочерк, место захоронения, также прочерк.
В 1957 году, когда проходил процесс реабилитации политических заключённых, уже я обратился в прокуратуру Красноярского края с просьбой сообщить о судьбе отца и мне ответили, что дело Кононкова Фёдора Максимовича в 1956 году пересмотрено, и решение тройки УНКВД Красноярского края отменено из-за отсутствия состава преступления. После развала СССР и принятия закона о жертвах политических репрессий я был признан пострадавшим от политических репрессий, так как в момент ареста отца был несовершеннолетним (мне исполнилось тогда 9 лет и 8 месяцев). Прокуратура края попросила прислать копию свидетельства о моём рождении, справку о реабилитации отца и свидетельство об его смерти. Первые два документа я отправил, а свидетельство о смерти было у брата, который уже умер, и никаких документов мне не передал. И я указал, что в деле отца должны быть документы о дате его смерти. И вот после этого мне сообщили, что отец был арестован 13 мая 1938 г. и 27 мая 1938 г. тройкой УНКВД Красноярского края приговорен к расстрелу, и 20 сентября 1938 г. в Ачинской тюрьме Красноярского края приговор был приведён в исполнение. И вот только тогда мне стало ясно, что карательные органы нагло врали, когда сообщали матери, что её муж осужден на 10 лет без права переписки. Другими словами, сообщение "осуждён на 10 лет без права переписки" означало, что приговор к расстрелу приведён в исполнение. Нагло врали брату Валерию, что отец умер в 1944 году и даже выдали липовое свидетельство о его смерти в 1944 году, тогда как он был расстрелян 20 сентября 1938 года.
